10 февраля мне была дана высочайшая аудиенция. Я ехал с тяжелым чувством. Уклончивость Беляева, затягивавшего ответы на важные вопросы, поставленные Особым Совещанием, нежелание царя председательствовать — все это не предвещало ничего хорошего.
Необычайная холодность, с которой я был принят, показала, что я не мог даже, как обыкновенно, в свободном разговоре излагать свои доводы, а стал читать написанный доклад. Отношение государя было не только равнодушное, но даже резкое. Во время чтения доклада, который касался плохого продовольствия армии и городов, передачи пулеметов полиции и общего политического положения, государь был рассеян и, наконец, прервал меня:
— Нельзя ли поторопиться? — заметил он резко: — меня ждет великий князь Михаил Александрович пить чай.
Когда я заговорил об ужасном положении наших военнопленных и о докладе сестер милосердия, ездивших в Германию и Австрию, государь сказал:
— Это меня вовсе не касается. Для этого имеется комитет под председательством императрицы Александры Федоровны.
По поводу передачи пулеметов царь равнодушно заметил:
— Странно, я об этом ничего не слышал…
А когда я заговорил о Протопопове, он раздраженно спросил:
— Ведь Протопопов был вашим товарищем председателя в Думе… Почему же теперь он вам не нравится?
Я ответил, что с тех пор, как Протопопов стал министром, он положительно сошел с ума.
Во время разговора о Протопопове и о внутренней политике вообще я вспомнил бывшего министра Маклакова.
— Я очень сожалею об уходе Маклакова, — сказал царь, — он во всяком случае не был сумасшедшим.
— Ему не с чего было сходить, ваше величество, — не мог удержаться я от ответа.
При упоминании об угрожающем настроении в стране и возможности революции царь прервал:
— Мои сведения совершенно противоположны, а что касается настроения Думы, то если Дума позволит себе такие же резкие выступления, как прошлый раз, то она будет распущена.
Приходилось кончать доклад:
— Я считаю своим долгом, государь, высказать вам мое личное предчувствие и убеждение, что этот доклад мой у вас последний.
— Почему? — спросил царь.
— Потому что Дума будет распущена, а направление, по которому идет правительство, не предвещает ничего доброго… Еще есть время и возможность все повернуть и дать ответственное перед палатами правительство. Но этого, по-видимому, не будет. Вы, ваше величество, со мной не согласны, и все останется по-старому. Результатом этого по-моему будет революция и такая анархия, которую никто не удержит.
Государь ничего не ответил и очень сухо простился.