На советской службе - 45

Серебро Черноголовых

Однажды я был вызван по телефону в Гохран и д-р Кон-Винер показал мне там чудесный серебряный сосуд, который был обнаружен в этот день в каком-то ящике.

Я внимательно осмотрел этот предмет и сказал ему:

— Что вы думаете об этом предмете?

— Я думаю, что этот предмет относится к «сокровищу Черноголовых».

«Компания Черноголовых» в Риге, представляющая собой союз холостых купцов, существующий с 1232 года, во время своего расцвета успела собрать коллекцию серебра очень высокой художественной ценности. До начала войны она помещалась в стальной камере «дома Черноголовых» в Риге, построенного около 1334 года, и была доступна публике. Во время войны, в июле 1915 года, когда производилась, по приказу русского главного командования, насильственная эвакуация всех фабрик и машин из Риги во внутрь России, и Компания Черноголовых получила распоряжение увезти из Риги свою коллекцию серебра (предметы искусства, декоративные сосуды, столовое серебро и т. д.). Означенная коллекция серебра была привезена в Петербург, в Частный Коммерчески Банк, и после октябрьской революции и конфискации банковых сейфов считалась погибшею. Когда Латвия в 1920 г. заключила мир с советской Россией, то серебряная сокровищница Черноголовых оказалась бесследно исчезнувшей. В Рижский мирный договор 11 августа 1920 года был включен пункт (а именно § 11 договора), согласно которому советское правительство обязывалось, в случае, если бы в его владении оказались библиотеки, архивы, предметы искусства и т. д., которые были вывезены из Латвии во время Великой войны 1914–1917 года, возвращать таковые правительству Латвии после их обнаружения.

Мы немедленно достали соответственную литературу и установили, что найденный предмет действительно относится к серебру Черноголовых. В виду этого при осмотре дальнейших ящиков было обращено сугубое внимание на то, не обнаружатся ли новые предметы. Я распорядился закрывать серебро Черноголовых, постепенно появлявшееся на свет, также в особый шкаф. Когда собралось уже несколько таких предметов, то я лично доложил народному комиссару финансов Сокольникову, что сокровищница Черноголовых частично найдена и что имеются основания думать, что пожалуй в Гохране окажется и вся коллекция серебра. Я обратил внимание комиссара на международно-правовое значение нашей находки и на соответственный пункт в Рижском договоре.

Сокольников меня спросил:

— Убеждены ли вы, что мы действительно все найдем?

Я: — Нет. Этого я утверждать не могу. Эти вещи ведь не найдены в одном ящике, а они мало по малу выплывают из отдельных ящиков. Проходит несколько дней или несколько недель, и опять находится какой-либо объект. Так, например, сначала найден был громадный кубок и лишь несколько недель позже крышка к нему. В виду этого вполне возможно, что некоторые из объектов серебра Черноголовых окажутся погибшими навсегда. Вот, например, до сих пор мы не нашли ни одной из знаменитых фигур Черноголовых.

Сокольников: — Ну, если у нас из за этих вещей еще могут быть неприятности, тогда самое лучшее — просто переплавьте все эти вещи.

Я: — Это совершенно исключено. Это было бы прямым вандализмом. Вы не должны забывать, что серебро Черноголовых содержит действительно исключительно выдающиеся предметы, известные в литературе и неоднократно описанные.

Сокольников: — Ну хорошо. Тогда я вам даю карт бланш. Делайте с ним то, что вы находите правильным.

Я: — Прекрасно. Тогда я соберу отдельные предметы серебра Черноголовых в особый шкаф и позволю себе предложить вам мысль, чтобы, после того как классификация в Гохране будет закончена, советское правительство сделало бы красивый жест и возвратило бы эти предметы Латвии. Я вполне убежден, что политическая польза этого жеста будет гораздо крупнее, чем та незначительная материальная стоимость, которую имеет все серебро Черноголовых с точки зрения русского бюджета.

Сокольников: — Ну, это уже другой вопрос. Вы пока велите собирать и откладывать это серебро. А мы уже посмотрим, что нам с этим серебром сделать.

Серебро Черноголовых было вручено 28 ноября 1925 года, согласно подписанному в Риге мирному договору, народным комиссариатом иностранных дел латвийскому посланнику в Москве К. В. Озолю, и помещается теперь вновь на старом своем месте, в стальной камере дома Черноголовых в Риге.

Всего возвращено было советской Россией 21 серебряный предмет. Между ними прекрасная крупная фигура Святого Георгия (изготовленная в Любеке в 1507 году), фигура всадника шведского короля Густава Адольфа (Аугсбург, 1684), фигура Святого Маврикия на морском коне (Аугсбург, середина 17-го века), большое блюдо «Падение фаэтона» (Аугсбург, 1661 года), три больших декоративных сосуда, а именно «Рижское приветствие» («Rigaer Willkomm»), (Рига, 1616), «Любекское приветствие» («Lübische Willkomm») (Любек 1661 г.), поднесенное Компании Черноголовых любекскими судовладельцами, «Кубок дружбы» («Amicitia-Pokal») (Рига, 1654 г.), семь кружек, один кувшин и шесть блюд.

Возвращенные предметы в большинстве своем представляют собой совершенно исключительные изделия серебряного мастерства 16 и 17 века. Компания Черноголовых получила обратно все художественно-ценные предметы своей сокровищницы. Потеряно лишь столовое серебро, снабженное монограммой Черноголовых, правда весьма многочисленное и представляющее большую стоимость.

При классификации Гохрана появились на свет и драгоценные церковные сосуды, хотя конфискованное церковное серебро сохранялось не в Гохране, а, как указано уже выше, в особо предназначенном для сего здании. Обнаруженные церковные сосуды и церковная утварь, поскольку они оказались в неповрежденном состоянии, тоже были отложены мной в особый шкаф.

Однажды, при осмотре обнаруженного в течение последних дней серебра, я нашел два серебряных сосуда, которые являлись моей личной собственностью, а именно: высокий золоченный русский стакан 1735 года и большая серебряная кружка Данцигского изделия, относящаяся ко времени около 1680 года. Я имел в свое время довольно значительную коллекцию старинного серебра, среди коей находилось также несколько предметов, имевших музейный интерес. Моя коллекция была конфискована во время моего отсутствия из Петербурга и, также как и все прочее серебро, нашло свой путь в Гохран. От означенных двух предметов у меня имеются фотографические снимки, так что исключено всякое сомнение в их тождественности. Я правда в первый момент был поражен этой находкой, но должен сознаться, что не ощущал никакого чувства горечи. В огромном море конфискованного серебра я потерял всякое чувство личной собственности. Я, конечно, волнения моего не показал, но обратил внимание д-ра Кон-Винера на эту находку.

Чем больше разобранное серебро нагромождалось на полках, чем более собиралось на столах особенно выдающихся драгоценных предметов, чем более наполнялись музейным серебром находящиеся в рабочем зале шкафы, тем более захватывающим было впечатление от того громадного богатства серебряных изделий, которое было накоплено Россией за последние века. Каждый день приносил с собой новую находку, новое волнение, новые сюрпризы. Даже находившиеся в рабочем зале трое низших служащих — коммунисты, которые занимались раскладкой вещей, ожидали с нетерпением каждое утро результаты «раскопок» сегодняшнего дня. Когда я входил в рабочий зал, то часто уже они первые встречали меня с возгласом: «К сожалению, ничего не найдено» или «Сегодня мы нашли совсем замечательные вещи». Неоднократно я устраивал в рабочем зале совещание всех участвующих в работе лиц, и при этом в присутствии директора Эрмитажа Тройницкого и директора Оружейной Палаты Иванова окончательно выделялись предназначенные для музеев предметы.

Интересно отметить, что мы при разборке нашли очень мало фальшивых вещей. Я распорядился о том, чтобы в зал было поставлено два ящика — один для несомненно фальшивых вещей, а другой для сомнительных объектов. Несомненно фальшивых вещей мы нашли сравнительно очень мало, причем эти вещи были главным образом германского изделия или частично русской работы. В Германии уже издавна и еще поныне изготовляются копии серебряных сосудов времени Возрождения, а также 17 и 18 веков. Цена настоящих предметов, в особенности относящихся к 16 и 17 веку, настолько высока, что они совершенно недоступны для среднего покупателя. Подделанные предметы таким путем попадали и в Россию. Из русского серебра подделывались лишь чрезвычайно дорогие предметы 17-го века, в особенности так называемые «братины» и ковши.

Сомнительных объектов тоже было сравнительно немного. Мы считали сомнительными объектами такие, подлинность коих вызывала хотя бы малейшее сомнение и кои поэтому могли в конце концов оказаться искусными подделками. Я помню, что мы долго спорили о большом декоративном сосуде начала 17 века, представлявшем слона и воина в доспехах. Мнения наши расходились. Сосуд был так хорош, что мы все охотно объявили бы его настоящим. Но мы все таки не могли на это решиться и в конце концов отнесли его к сомнительным объектам.

Д-р Кон-Винер взял на себя классификацию иностранного серебра. К каждому серебряному предмету, после осмотра такового, прикреплен был ярлычок, с кратким описанием предмета и обозначением места происхождения и времени.

Если только возможно было это установить, то на основании капитального труда Марка Розенберга: «Клейма золотых дел мастеров» («Der Goldschmiede Merkzeichen») был обозначаем на каждом предмете город, имя мастера и год данного изделия. При этом были достигнуты и научные результаты, так как были найдены клейма городов и мастеров, которые до тех пор не были обозначены в книге Розенберга.

Работа по классификации старинного серебра продолжалась много месяцев. Много сотен предметов попало в музеи, а целые тысячи предметов, которые не представляли больше интереса для современной России, были предназначены для продажи за границу. Большие русские музеи, а именно и Оружейная Палата в Москве, и Эрмитаж в Петербурге, настолько богаты первоклассным серебром, что для них представляют интерес лишь совершенно исключительные объекты самого высокого качества, а также своеобразные или исторические предметы. После того, как был отложен целый ряд предметов для русских провинциальных музеев, все же остальная масса не-русского европейского серебра еще стояла на таком высоком уровне, что при продаже предметов на европейском рынке целый ряд таковых несомненно представлял интерес для европейских музеев.

Благодаря произведенной в Гохране классификации старинного серебра не только множество предметов попало в русские музеи, но всего было сохранено от переплавки около 11.000 предметов. Обычное русское столовое серебро, и в большинстве своем малоценное восточное серебро было продаваемо частным лицам целыми париями, а остаток, не представлявший ценности и не нашедший покупателей, был переплавлен. Я могу утверждать с уверенностью, что из серебра, накопленного в Гохране, несомненно не был переплавлен ни один хоть сколько нибудь ценный предмет.

Если припомнить, как мало ценнейшего английского серебра 16 и 17 века сохранилось по сегодняшний день вследствие гражданских войн и военных событий, если припомнить, что во время французской революции и наполеоновских войн переплавлено было громадное количество прекраснейшего французского серебра 18 века, а равно, что и выдающиеся изделия германского серебра погибли от плавки во время освободительных войн, то с культурно-исторической точки зрения нужно считать счастьем, что во время русской революции из прекрасного старинного серебра не погибло ничего или почти ничего.

Напротив, беспардонная конфискация серебра и предметов искусства, которая была произведена советским правительством у церкви, у дворянства, у помещиков и у богатой буржуазии, как одно из средств к уничтожению власти господствующих классов, имела — несмотря на свою жестокость и на грубость, с которой она производилась — по крайней мере то последствие, что серебро и предметы искусства, которые до этого почти или вовсе не были доступны искусству, науке или общественности, отныне обогатили русские музеи в размере, о котором никто и не мечтал. Конечно, для тех, кто от этого пострадал, это обстоятельство является весьма малым утешением.