Комиссия провела несколько месяцев в Голландии, между тем как я с ювелиром К. отправился во Францию. После моего возвращения в Голландию владелец голландской фирмы пригласил весь состав комиссии на обед. Осуществление договора производилось успешно, в деловых отношениях с голландской фирмой не имелось никаких трений, и я поэтому принял его приглашение от имени комиссии. Мы выехали в Вассенар, местечко около Амстердама, и там состоялся обед.
После обеда Д. рассказывал о советской России, рисовал советские условия в самых розовых красках, объявил Голландию самой реакционной, самой смехотворной провинцией в мире и сообщил несколько эпизодов из своей жизни, из которых я хочу передать здесь лишь один:
— Однажды — это было в 1920 г. в Смоленске — во время военного коммунизма, когда торговля вообще, а в особенности торговля жизненными припасами, была строжайше запрещена, в один прекрасный день арестовали старого еврея, торговавшего хлебом. В качестве спекулянта, его предали суду и надлежало приговорить его к расстрелу. Я был одним из судей. Случайно и дочь этого еврея оказалась членом суда и, представьте себе, она отказалась подписывать смертный приговор своему отцу. Я, как мог, уговаривал ее, но безуспешно. Тогда я силой заставил ее подписать судебный приговор. Конечно, старика расстреляли.
Владелец голландской фирмы спросил его совершенно растерянный:
— Помилуйте, что же вы и собственного отца расстреляли бы за это?
Д. спокойно ответил: — Конечно.
Голландец: — Скажите пожалуйста, могут ли люди торговать сегодня в России жизненными припасами или хлебом?
Д: — Да.
Голл.: — Наказываются ли они ныне за это?
Д: — Нет.
Голл.: — Значит, вы расстреляли человека за простую торговлю хлебом, которая ныне в России является разрешенной. Что же, и этим вы еще хвалитесь? Ну, знаете, тогда я предпочитаю жить в этой провинции, чем в вашем раю.
Разговор после этого рассказа, конечно, больше не клеился. Молча и в раздумьи мы вернулись в Амстердам. Я скоро после этого поехал в Лондон, между тем как всем другим членам комиссии было отказано в английской въездной визе.
В Лондоне я явился к заместителю председателя торговой делегации, тов. Ф. Я. Рабиновичу. Я предъявил ему мои мандаты и заявил, что у меня имеются различные задания, между прочим поручение составить подробную опись хранящихся в торговой делегации в Лондоне драгоценных камней и жемчуга, дабы таковые могли быть после составления описи возвращены в Москву, с целью продажи в общей массе.
Я заявил ему, что приехал один, так как оба члена моей комиссии, а равно ювелиры, не получили английской визы.
— Но ведь один член вашей комиссии уже здесь, — ответил Рабинович.
Я был этому чрезвычайно удивлен и сказал ему:
— Поскольку я знаю, моя комиссия имеет только двух членов, каковые оба остались в Голландии. Третьего члена комиссии я не знаю, а я то уж наверное должен был бы это знать, ибо я председатель комиссии.
Торговый представитель нажал кнопку и просил принести ему соответствующий мандат.
Мандат был подписан Шлейфером и гласил, что «тов. Браун является членом комиссии по реализации государственных ценностей. Свои инструкции тов. Браун имеет получить от члена комиссии тов. Д.».
Тов. Браун уже прибыл в Лондон и представился мне на другое утро. Я в нем узнал человека, с коим уже познакомился в Гохране в Москве под другим именем. Из текста этого «совершенно секретного» мандата, который несомненно не подлежал доведению до моего сведения, было ясно, что тов. Браун должен был получить свои инструкции не от меня — председателя комиссии, а от тов. Д., являющегося лишь членом комиссии. Теперь, наконец, роль, которую играл в моей комиссии тов. Д., стала совершенно ясна. Секретный мандат имел лишь целью, чтобы тов. Браун оказывал мне в Лондоне ту же «помощь», какую мне оказывал тов. Д. в Голландии.
Я просил торгпреда после этого назначить особую комиссии, которая согласно моим инструкциям должна была составить опись находящихся в торгпредстве в Лондоне драгоценных камней и жемчуга.
Эти драгоценности находились в стальной камере, в здании «Аркоса» в Лондоне, и я решил войти в эту камеру лишь в присутствии всей комиссии. Я одновременно настаивал на том, чтобы «член комиссии» тов. Браун обязательно участвовал в этой работе. В виду этого была назначена комиссия из трех членов, состоящая из тов. Брауна, жены торгового представителя и сотрудника «Аркоса», бывшего ювелира X.
Когда мы совместно с секретарем торгового представительства Гермером, в количестве пяти человек, вошли в стальную камеру, то нам представилась следующая картина. На полках лежали открытые картонные коробки, в которых находились бриллианты, сапфиры, изумруды, завернутые в вату. Некоторые предметы лежали на полках совершенно открытыми и неупакованными. Я прекрасно понимал, какие тяжкие последствия могли наступить для участвующих, если бы какой либо камень пропал здесь при столь невероятно халатном способе хранения этих ценностей. Я поэтому настаивал на строжайшем и тщательнейшем контроле всех имевшихся предметов.
После того как упомянутая трехчленная комиссия после двухнедельной работы составила надлежащую опись и после того как я сравнил ее с ведомостью, привезенной мною из Москвы, я мог установить с удовлетворением, что все в точности совпадало и что все камни имелись в наличности.
Свободное копирование
