26 декабря в «Комсомольской правде» была опубликована заметка С. Шачина под названием «Форвард за бортом». Речь в ней шла о судьбе талантливого хоккеиста ЦСКА и национальной сборной Бориса Александрова. Как мы помним, в начале этого года он в очередной раз нарушил спортивный режим, и тренер армейцев Виктор Тихонов сослал его в Липецк, в команду СКА МВО. Поскольку команда эта играла в первой лиге, имя Александрова выпало из поля зрения его поклонников. А их у него за эти годы появилось предостаточно: играл-то он в лучших командах, да и как играл — залюбуешься. Поэтому в центральные газеты хлынул поток писем с просьбами сообщить, куда пропал знаменитый форвард. Ответила на эти письма только «Комсомолка»: форвард, мол, за бортом, причем по собственной вине. В заметке рассказывалась вся подноготная конфликта Александрова с ЦСКА, которая до этого от большинства болельщиков была скрыта. Упоминались его грубость на льду, плохие отношения с товарищами по команде, сообщалось даже об уголовном деле, которое было заведено на Александрова по факту уличного хулиганства. Короче, читатель узнал шокирующие подробности из жизни своего кумира. Заканчивалась публикация следующими строчками: «Спортсмен оказался эгоистом. И эгоизм погубил в нем спортсмена». Это была последняя крупная статья про Бориса Александрова в советской прессе.
В тот же день в Театре на Таганке состоялся третий прогон спектакля «Преступление и наказание». На него специально пришел Иннокентий Смоктуновский, который играл роль Порфирия Петровича в одноименном фильме Льва Кулиджанова. Увидеть Смоктуновского на репетиции никто из таганковцев не ожидал. А он отсидел весь прогон и затем подошел к Валерию Золотухину. Последний затем записал в своем дневнике их диалог:
«— Здравствуйте, очень рад видеть вас (это — Смоктуновский. — Ф. Р.). Кажется, нам с вами предстоит работать вместе, сниматься (речь идет о фильме «Маленькие трагедии», где у Золотухина роль Моцарта, у Смоктуновского — Сальери. — Ф. Р.). Но, скажу вам откровенно, я вашу пробу страшно разругал. Угостите меня сигареткой. Нет у вас? Ну позвольте, я вашу несколько раз курну? Ну вот. Когда мне сказали о вас как о Моцарте, я очень обрадовался. Я вас люблю как артиста, индивидуальность, но то, что я увидел на экране, страшно разругал. Швейцеры — замечательные, милые люди, но… понимаете, ведь он — гений… Гений, понимаете? Как ты да я… немного помоложе. Вот, как хорошо вы на меня смотрите… А так что-то на вас нацепили, какие-то побрякушки… Разрешите, я еще курну?.. Я вас не обидел? Вы не сердитесь на меня?
— Что вы. Я вас люблю и когда хорошо, и когда плохо.
— Да, вы знаете, меня стоит, право, и когда удачи, и неудачи… я… в общем, хороший… и добрый, так что вы не сердитесь.
Подошел Высоцкий:
— Иннокентий Михайлович, я испугался, увидев вас в зале. Ведь это всего лишь третья репетиция у меня… Как вы замечательно выглядите. Подтянутый, в такой спортивной форме…»
Сразу после репетиции Высоцкий отправился в ресторан «Центральный», но не насыщения ради, а по служебной необходимости: там продолжились ночные съемки фильма «Место встречи изменить нельзя».
Свободное копирование
