О С Т А Л Ь Н Ы Е Л О Г И К И
Л о г и к и И Ф А Н а
О Смирновых и Зиновьеве я уже написал, о Таванце еще будет целая глава. Женю Сидоренко и Сашу Н. упомянул, еще могу. Александра Леонидовича Субботина знаю, но не так близко и хорошо, чтобы рассказывать о нем. Георгий Иванович Рузавин у нас индуктивную логику читал. Слава Богу, они оба до сих пор живы, статьи пишут.
Остается Горский.
Саша Н. когда-то Смирнова любил как старшего брата, потом разочаровался – бывает. Таванца уважал, но того вытурили на пенсию.
Когда Горский умер, Саша о нем написал – незабвенный.
А кто забвенный?
Иных из головы пытаюсь метлой вымести, влетают в окно, в глаза, в уши.
Дмитрий Павлович ГОРСКИЙ вел себя как барин, не знаю, какие же у него для этого основания были. Он и к науке несколько по-барски относился, не оскорбительно, но снисходительно. И лекции так читал. Вот, мол, пришли целой толпой, небось сотня народу собралась, окружили и всем чего-то надо. А я-то у вас один.
Дмитрий Павлович был совершенно изумительным рассказчиком. Рассказывал он плохо, с пропусками и перескоками, делал непроизводительные паузы по пятнадцать секунд. Остановка кадра. Особым остроумием не блистал, но...
Вот я и заврался. Хотел сказать, что же все-таки делало его тогда изумительным рассказчиком, так вот же именно особое остроумие.
Помните, Марк Твен открыл еще один способ рассмешить публику. Если одну и ту же вещь рассказать аудитории шесть раз подряд, то вне зависимости от того, как они среагировали на первый, после шестого они будут от хохота кататься по земле.
Правда. Я проверял.
Вот, видимо, Дмитрий Павлович изобрел еще один способ. Когда я устно рассказываю об этом как могу, пародирую Горского, народ хохочет, но не уверен, что на письме удастся. Нужно воображение фантазия.
Представьте среднего роста, мясистого, хотя и не жирного, гладкого господина уже зрелых лет, не слишком старого старичка. Курит длинные легкие женские сигареты «Фемина», сантиметров двадцать в длину, не меньше. Тогда еще не было такого жесткого прессинга по курению. По всему полю вплоть до туалета. Преподаватели иные прямо во время лекций курили.
Не только Смирнов, но и другие.
Так вот, эта «Фемина» тоже была не сама по себе, а торчала из мундштука. Мундштук был прямой и в длину в полторы сигареты. Если вы можете себе это представить.
Дмитрий Павлович курил, широким, почти максимальной широты, медленным плавным жестом вставляя и вынимая изо рта этот длиннейший мундштук. И все это с многочисленными сопровождающими звуками. Ффффф-птхэу-пфф... Неимоверно трудно на бумаге звукоподражать.
Так вот. Сидит нога на ногу Дмитрий Павлович и крайне неторопливо, с большими паузами на затяжки, да еще несколько кокетничая, немножко игрушечным голосом, каким с детьми говорят, рассказывает (речь идет о все той же насыщенной событиями ночи, после банкета по случаю защиты диссертации Сашей Н.):
- Ходить мы уже не могли, не все из нас могли. Фффь-птхэу-пфф... Тут N говорит: «А поехали все ко мне. У меня, говорит, дома еще... Фффффь-птхэу-пфф... бутылка есть».
Взяли такси, ходить мы уже не могли, я уже это... фффффь-птхэу-пфф... говорил, сказал. Взяли такси, еле влезли , мы, оказывается не только ходить, мы и стоять плохо могли. Приезжаем. Фффффь-птхэу-пфф...
Сели, срочно надо было сесть. Сходить в туалет и тут же сесть. Налили по бокалам, я до своего дотянуться не могу. Фффффь-птхэу-пфф... Тут хозяин, этот самый N, потянулся к моему бокалу, чтобы его мне пододвинуть, помочь мне, но пошатнулся. Фффффь-птхэу-пфф... на стол всем телом упал и бокал этот на меня же и опрокинул.
А я, поверите ли, фффффь-птхэу-пфф... ну просто двинуться не могу, только глазами слежу.
Ко мне потекло, вниз – я слежу.
Вот брюки промокли, я слежу, фффффь-птхэу-пфф... кальсоны промокли, фффффь-птхэу-пфф... дальше потекло.
Другая его история. Я несколько подсокращу на курении.
- Вы, конечно, все Галкину-Федорук знаете. Выдающийся филолог. В библиотеке ее книг – карточек заказов я не считал, но еле в одну руку помещаются, фффффь-птхэу-пфф... Вот такущая в толщину пачка выходит. Книг, ее монографий. Но самое удивительное – буквально по всем разделам лингвистики. Уникальный случай. Но оказалось, что у нее самая большая в стране бесценная коллекция матерных русских ругательств. Фффффь-птхэу-пфф...
Она и тут сделала большую работу, только в нашей ханжеской стране разве такую опубликуешь? «Семантика русского мата» называется. Ну вы, конечно, знаете, что еще раньше работу с подобным названием опубликовал умница Бертран Рассел. Фффффь-птхэу-пфф... На материале испанского мата.
У самих англичан, у американцев после Хемингуэя никаких запретных табуированных слов уже не осталось, а русского Рассел не знал. Что, безусловно, снижает общий уровень его исследований.
Фффффь-птхэу-пфф... Так вот, Евдокия Михайловна этот научный пробел закрыла.
Прочитала она научный доклад для узкого круга специалистов.
Был приглашен и я. Фффффь-птхэу-пфф...
Вы знаете, без преувеличения, доклад потрясающий!
Изумитеьно тонкие наблюдения, сложнейшие, глубоко обоснованные, но в то же время изящные выводы, но иногда все-таки как загнет, загнет, фффффь-птхэу-пфф...
Все равно смешно!
Отхохотавшись, я у него спрашиваю:
- А правда ли, про Галкину-Федорук такой анекдот рассказывают, будто шла она по улице, задумалась о своем научном и, не заметив, наступила немножко на голову водопроводчика, который из люка торчал. А тот, как ему и отведено, покрыл ее и послал ее, со всех сторон обложил ее.
И будто от этого она вышла из состояния глубокой академической задумчивости и сделала ему замечание-выговор, что он, водопроводчик, ругается, как неграмотный биндюжник, и одной фразой из восьмидесяти пяти крученых матюков научила его как надо.
И якобы он упал туда, к себе в люк, и сломал ногу, чем принес вред производству.
- Не знаю, этого не знаю, забыл у нее спросить. Она же сама мне лично рассказала, фффффь-птхэу-пфф... что ей случалось во время войны в действующей армии читать лекции бойцам по проблемам лингвистики.
Ну вы понимаете.
Война, фронт, снаряды, как же тут без лингвистики?
Ну действительно, что они там наверху думали, какие к черту на передовой проблемы лингвистики.
- Я, - это она, Галкина-Федорук, мне рассказывает, - им, чтобы душу повеселить, анекдоты рассказывала. Сначала соленые, с намеками, а на закуску совершенно сальные. Они очень смеялись. Знаете, - говорит, - боевые солдаты, усатые старшины от хохота закатывались, на землю падали и катались. Потом я их просила самих мне анекдоты рассказать В ответ, в благодарность. Они сначала робели, а потом постепенно во вкус входили. А уж для остановки у меня имелась для них коронная фраза:
- Спасибо вам за приятный вечер! Одно жалко, ничего нового я от вас не услышала.
Как-то Дмитрий Павлович пристроил Сашу Н. принимать кандидатские экзамены в различных высших военных академиях. Кормушка. По тем временам большие деньги платили и ведь практически ни за что. За присутствие. Саша у старшего друга спрашивает:
- А вопросы задавать можно?
- Зачем тебе, Саша, лишние хлопоты и расстройства. Военные – народ нервный, лучше их не трогать. Надувай щеки и кивай.
- А оценки какие ставить?
- Дерьмо-вопрос. У них же все на погонах написано. Капитану, у него на погоне четыре звездочки, и оценка четыре – «хор». Старлею можно и три, хотя не следует слишком строжиться.
А уж майору или, упаси Господи, полковнику, никак не ниже пяти.
- Мне врач запретил курить, пить и носить что бы то ни было тяжелее 800 грамм.
- А как же брюки, Дмитрий Павлович?
- Штаны весят ровно 800 грамм.
Свободное копирование
