С т а л и н у м е р
Так и не удалось мне у него на ручках посидеть, да мне к этому времени было уже почти тринадцать лет. Взрослый парень. Да и не в этом дело.
Лично я горевал. Я ловил себя на том, что думаю о другом, суетном, заставлял себя не думать ни о чем больше, только печалиться о Сталине. Уроки отменили, но надо было быть в школе. Ребята продолжали смеяться и бегать, я был в изумлении, если бы кто-нибудь напомнил мне, что я одергивал своих друзей, делал им замечания, чтобы остепенились, не баловались, я бы не удивился. Люди ели, ходили, ездили на транспорте, будто ничего не случилось. Правда, один дедок тяжко привалился к стене и одна женщина шла вся зареванная, но для всей страны, для всего мира и уж точно для меня лично это было маловато – кончилась одна эпоха и началась другая.
Несколькими десятилетиями позже видел документальные кадры как реагировали американцы на смерть Кеннеди. В обморок на улице падали, не стеснялись, рыдали целыми толпами. А ведь это был всего лишь Кеннеди, симпатичный, женолюбивый выборный вождь на четыре, максимум на восемь лет. Никто с его именем в бой не шел, за него не умирал. Его именем не называли эпоху, он не был лучшим другом спортсменов, беременных женщин, детей и инвалидов. Он ни в коем случае не был Богом, даже с маленькой буквы.
А Сталин был.
Недавно разразился дикий, несусветный скандал. Датчанин нарисовал карикатуру или несколько на пророка Мухаммеда. Сжигали флаги, били послов и посольства.
Люди и вправду задумались, а задумавшись, разделились. Одни никогда об этом не думали, но тут как бы вспомнили, что не следует шутить над святым, слова бывают грязными и обидными, свобода слова – огромное благо, но не все можно, да и нужно говорить.
Другие настаивали на том, что свобода слова – показатель демократии.
Тут никаких компромиссов. Если демократия, то надо всем можно смеяться, слова не дела, за слово нельзя наказывать. А я подумал, а если бы при Сталине нарисовали и опубликовали шаржи на него? Не где-нибудь в недосягаемой Америке, а тут, в Саратове, в Перми, Твери? Сколько голов полетело бы в яму забвения.
Над святым не сметь шутить.
Не ясно стало как жить.
В день смерти Сталина я перестал быть ребенком.