В этот момент в дверь несильно постучали. У Льва Николаевича дрогнуло сердце, но он успокоил себя мыслью: «Это вернулся кто-то из Омельченко».
Лев Николаевич пошел, открыл дверь, и в комнату ввалился, тяжело дыша, давешний юноша — Витя Кобрин. Только на этот раз все краски сошли с его лица. Он дышал хрипло. Видимо, ему пришлось бежать.
Юноша с трудом произнес:
— Засыпался с листовками… За мной гонятся… Спрячьте!
На улице послышался треск мотоцикла. За дверью раздались грубые, быстрые шаги, и кто-то с силой постучал.
— Я пропал! — сказал довольно спокойно Витя. Он повернулся к двери, кажется собираясь ее открыть. Лев Николаевич молча, с неожиданной силой потащил юношу в спальню. Здесь он распахнул окно, выходившее в глухой переулок. С той же неизвестно откуда взявшейся у него силой он подсадил парня на подоконник.
Квартира Исакова находилась на бельэтаже, под ним был подвал. Прыгнуть вниз для юноши не составляло особой трудности.
— Прыгай! — прошептал старик.
— Но как же вы?.. — тревожно спросил Витя. Стук в дверь усиливался.
— Прыгай! — он толкнул Витю.
Мальчик спрыгнул на пустынный тротуар и, пригнувшись, побежал. В одно мгновенье он скрылся в воротах соседнего дома. Лев Николаевич хорошо знал: двор другим концом выходит на Митрофановскую улицу, что едва ли могли знать преследователи. Но тут дверь поддалась, и в квартиру ворвались два эсэсовца.
— Где малшик? — крикнул один из них, приставив пистолет к груди старика.
Лев Николаевич хотел ответить: «Не знаю», но невольно поднял голову и ответил по-немецки, задорно и громко:
— Вы его не увидите, как…
Он хотел сказать «как своих ушей», но от волнения забыл, как произносится слово «уши» по-немецки… Эсэсовец нажал спусковой крючок.
— Уберите!.. — брезгливо сказал он вбежавшей на выстрел Марье Васильевне.