Жизнь шла нормально и быстро пришли Рождественские каникулы, 20-го декабря.
Последние 3-4 дня перед 20 декабря тянулись очень медленно. Отметки были неплохие, что особенно радовало, и мне отец сказал раньше, что если у меня будут хорошие отметки, то я могу взять к себе двух товарищей — Максимовича и Чернышова на Рождество. Указанные «товарищи», в хорошем смысле, были детьми капитанов стоящего в Воронеже пехотного полка. Семьи капитанов имели: один 6 сыновей, другой — 4 сына и 4 дочери, так что отец считал своим долгом таким помогать, и помогал.
Ночь перед выездом мы все ночевали у тётки. Утром нас отвезли на вокзал, потом посадили в вагон, и мы расстались.
На вокзале надо было отдавать честь офицерам, что мы охотно исполняли и получали ответ с милыми улыбками.
Третий звонок, свисток, гудок и мы покатили. Вечером приехали на свою станцию. Стало темнеть. Вместо тройки были три лошади, запряженные гуськом, т. е. одна лошадь за другой; кучер имел длинный кнут в четыре метра.
Кругом было завалено снегом. Через 40 минут мы были уже дома.
Особенную радость испытывала сестра, которой я рассказывал различные небылицы о городе, где ночью светло, как днем, и что кадет в форме, независимо от его возраста, есть взрослый человек. Разговоры эти велись у камина в кабинете отца.
Вспоминая первый самостоятельный приезд, я вспоминаю приезд в следующем году, когда поезд пришел в бушующую метель.
Кучер не решился ехать, но предложил переждать, пока метель успокоится, а к тому же стали пошаливать волки. Гонца отец не прислал, чтобы узнать, что делается у нас, так как он предполагал, что кучер сделает так, как он и сделал.
Поезд пришел около 8-ми часов, метель успокоилась часам к 12-ти, мороз 20 градусов. Небо чистое — полнолуние. Я настоял чтобы ехать, и мы поехали, поглядывая по сторонам. На всякий случай у нас было ружье шомпольное, двухстволка, топор и еще что-то для защиты, если нападут волки.
И вдруг, не доезжая 2-х верст до усадьбы — стая волков, 9 штук. Приближаются к нам, лошади храпят, волки останавливаются, поднимают вой. Опять подходят ближе. Кучер стреляет — попадает в одного волка; на него нападают другие, а тем временем кучер отстегивает первую лошадь; накладывает на передние ноги путы железные. Оставляет здесь. На лошадь набрасываются волки. Она становится на дыбы и, опускаясь, придавливает волка, на которого опять нападают оставшиеся волки.
Через несколько минут мы уже в имении; еле-еле смогли проехать через ворота из-за глубокого снега. Сразу же остановилось несколько человек и отправились с оружием и топорами выручать «Бойца», который стоял на прежнем месте, весь окровавленный, и трясся. Было два задавленных с поломанными ребрами волка; один волк, подстреленный кучером; в общем волки начали между собой грызню и не раненные отбежали.
«Бойца» (кличка лошади) привели в конюшню, вытерли его жгутами, накрыли попонами и он через 4-5 недель поправился, но стал бояться серых собак: Если такая собака попадется, то он бросался в стороны, выворачивая экипаж. Впоследствии, в Японскую войну при наборе лошадей для армии, он был куплен для кавалерии.
Утром сообщили отцу: ночью волки напали на Белый хутор в 5-ти верстах от имения, где зимой стояло 30-40 пар волов. Сарай был крыт соломой. Волки прокопали солому, влезли внутрь и зарезали 7 волов, которым были поранены горла и частично выедено мясо.
Отец должен был поехать в Курск, и при содействии знакомого губернатора на облаву волков было прислано 2 роты солдат 125-го Пехотного полка.
В результате было убито до 26 волков, стало спокойнее.