14 июля, суббота. Кулаковы уехали, не добившись ровно ничего и оставив нам только несколько поручений. Мы уговорились, что если представится хоть малейшая возможность перевезти их сюда – мы тотчас же известим их, но, искренне говоря, я на это мало полагаюсь.
Эта встреча помогла мне ближе присмотреться к Дмитрию Александровичу и, должен сказать, что те наблюдения, которые я сделал во время его пребывания здесь, не только не поколебали моего первоначального мнения о нем, но, напротив, очень укрепили меня в этом мнении. Впервые я увидел так близко одного из представителей того поколения эмигрантов, которые родились и выросли в эмиграции и которые, не зная Родины, никогда ее не видев, тем не менее, смогли сохранить в себе вполне и русский дух (в лучшем смысле слова), и любовь ко всему русскому. Сегодня мы совершили с ним чудную загородную прогулку на автомобиле (в те места, куда я однажды уже ездил за ягодами и овощами и где меня так удивил несколько необычный для здешних мест совершенно «голладский» пейзаж), и во время этой прогулки впервые имели возможность поговорить друг с другом обо всем, и с полной откровенностью.
Помимо совершенной общности политических взглядов, я установил и сходство наших вкусов и не раз думал о том, что, быть может, в этом человеке я найду первого своего товарища здесь, за границей, отсутствие которого я по временам так остро ощущаю. Что особенно нравится мне в нем – это сочетание твердой деловитости (в 28 лет – директор фабрики) с мягкими душевными качествами и душевной теплотой. Он точен и аккуратен, как бывают точны немецкие деловые люди («точность – это главное, что отличает делового человека», – сказал он сегодня), но эти качества не сделали из него сухого и черствого дельца, напротив, как только он кончил дела, он снова превращается в простого русского юношу, которому дороги и близки все радости юности и все ее надежды. Отличное воспитание и – главное – огромная природная деликатность сделали из него человека, на редкость приятного в обхождении.
– Если бы Вы знали, Николай Сергеевич, – сказала мне его сестра, – как Дима работал над собой и чего ему это стоило.
Не сомневаюсь в этом. У этого 28-летнего человека можно многому поучиться нам – людям советской школы.
Очень мне хотелось бы, чтобы наше знакомство, начавшееся так необычайно, перешло в прочную дружбу. Здесь так мало людей, на которых можно положиться и договориться, и «тоска по человеку» угнетает меня вот уже с тех пор, как я расстался с Петром Осиповичем.
Все подробнее и подробнее раскрываются подлейшие дела «профессора» Затворницкого – руководителя «Театра Гроно», о котором я как-то писал здесь. Режиссер Иогельсон, находящийся в связи с этим театром, рассказал сегодня, что бумага с печатью храма, которой советский лейтенант хотел «ошеломить» отца Нафанаила, была передана репатриатору именно Затворницким.
– Видите, чем занимаются тут попы, – заявил при этом «профессор», – их нужно повесить первыми, когда они будут доставлены в СССР.
Иогельсон утверждает, что даже репатриатор постеснялся в начале воспользоваться документом, но Затворницкий так настаивал на том, чтобы он взял его, что тот уступил и взял бумагу с собою.
По словам Иогельсона, Затворницкий все последние недели занят тем, что дает письменные «характеристики» всех лиц, с которыми он встречался в Берлине и здесь, в Гамбурге, с указанием места их работы и – главное! – с оценкой их отношения к большевизму. Кроме того, он рассылает огромное количество верноподданических писем во все концы СССР, чтобы подготовить почву для возвращения «театра» на родину. Каково содержание этих писем – не знает никто, но, по его словам, они должны обеспечить «хороший прием» «театра» в СССР.
Нелишне заметить, что сам Иогельсон, который рассказывал все это, продолжает работать в театре Затворницкого и получает жалование натурой – консервами, крупами и прочими вещами, которые актеры получают от репатриатора. Впрочем, Иогельсон получает, кроме того, от репатриатора и лично, якобы на «поддержание» больной жены. Я только что узнал, что репатриатор бывал даже в гостях на дому у Иогельсона и возил его в своей машине.
Бесконечно велико Твое долготерпение, о, Господи!
Свободное копирование
