26-ое апреля, четверг. Я живу сейчас очень деятельной и тревожной жизнью, но, в сущности, вся моя энергия уходит лишь на то, чтобы отстоять свое существование и существование семьи для будущего. Работа у меня отнимает каких-нибудь два-три часа в сутки, да и то она идет с большими перебоями. Я считаю, что мы делали бы великие дела для своей отчизны и могли бы гордиться тем, что в таких условиях во фронтовом городе все же продолжаем свою деятельность, если бы она была более регулярной. Но, к сожалению, с нами не очень-то считаются (да и трудно требовать этого) и гордиться нам особенно нечем.
Все остальное время приходится делить между бункером и добычею пропитания. Над городом опять все время шум аэропланов, отдаленная, а иногда довольно явственная, орудийная пальба, какой-то грохот и взрывы, иногда треск пулеметов, но мы уже привыкли к этому и нередко под сопровождением такого именно оркестра отправляемся под вечер с Анатолием Ильичем куда-нибудь в порт, чтобы добыть что-нибудь на будущее. Позавчера нам удалось достать картошки; сегодня мы попали на баржу, загруженную луком, который уже начал преть, и целый час в компании нескольких немцев копались в этой прели, пока не набрали полмешка прекраснейшего лука. Эти походы не только помогают нам пополнить семейный стол, но и развлекают нас.
Я не читаю, не пишу, стараюсь не думать о будущем. Так лучше. Впрочем иногда, когда я брожу где-нибудь по парку, мне часто приходит в голову, что, быть может, вот такая босяцкая жизнь станет нашим единственным уделом, если судьба дарует нам свободу.
Ах, люди не знают, какая страшная вещь – эмигрантское существование. И какое колоссальное количество русских людей обрек большевизм на подобное существование. Вот еще одно его страшное злодеяние.
Свободное копирование
