Записки советского адвоката - 3

2. Облик судебных работников

Прежде чем начать рассказывать о советских судебных работниках, мне хочется вспомнить одного из «государственных деятелей». Это был председатель станичного Совета станицы Славянской, представлявший в своем лице высшую государственную власть в селе. В той же станице в должности следователя по уголовным делам работал один из дореволюционных судебных следователей Донской области. По какому-то делу ему нужно было допросить в качестве свидетеля председателя местного Совета Майского. Он послал ему повестку, и на следующий день к следователю пришел одетый в высокие сапоги, синие «галихве» с красными донскими лампасами, в залихватской донской смушковой шапке с красным верхом и в пиджаке Майский.

В старое время в Донской области как-то орудовала шайка «степных дьяволов». Они нападали на хутора, вырезали целые семьи, поджигали пятки свечкой, выпытывая деньги. Они были переловлены, осуждены и получили каторгу.

Следователь сразу узнал вошедшего. Это был один из главарей шайки, которого он допрашивал в свое время. Тот его тоже узнал, но вида они не подали. Правда, следователь на следующий день «заболел» и перевелся в другое место.

В античном мире богиня правосудия изображалась с повязкой на глазах и с весами в руках. Это была эмблема беспристрастия: не видя истца и ответчика, она присуждала тому, чьи доказательства были весомее. У советской Фемиды повязка снята, но весы остались: она смотрит, кто больше даст. За всю свою двадцатитрехлетнюю работу в СССР я не видел ни одного судебного работника, который бы не брал или которому нельзя было бы дать в том или ином виде. Может быть, такие были, не спорю, но я могу говорить только о том, что знаю.

В советском судебном мире бывают периодически совещания судебных работников: закрытые — только для партийных, и открытые — на которые приглашаются или, правильнее сказать, вызываются и адвокаты, большей частью беспартийные. На совещаниях обсуждают новые декреты, вопросы пропаганды советского права среди населения, но главным образом — критикуют адвокатуру за неправильное с точки зрения прокуратуры ведение дел. Обычно высказывается такая мысль: «Адвокат — это помощник суда». Под этим подразумевается, что он должен помогать суду изобличать обвиняемого. Возражение адвокатуры, что работа ее «функциональна», что в задачу адвоката входит собирание и предоставление суду материалов и соображений, только устраняющих вину или смягчающих ее, — встречает резкий отпор и обвинение в буржуазном уклоне. Заканчивается это обычно упреками в том, что адвокатура берет слишком высокие гонорары.

И вот на одном таком совещании при краевом суде в Ростове-на-Дону с ответной речью выступил бывший присяжный поверенный Шик, человек уже в летах, с импозантной фигурой и бритым лицом, напоминающим римского патриция, прекрасный и смелый оратор с большой эрудицией, человек неподкупной политической честности. Он смолол партийных недоучек в порошок, а отвечая на упреки о высоких гонорарах, сказал:

— Вы упрекаете нас в том, что мы дорого обходимся населению. Но как же я могу взять высокий гонорар, когда ко мне приходит клиент-крестьянин, я назначаю ему плату в сто рублей, а он спрашивает: «Как это сто рублей, с гарантией?» Я объясняю ему, как крестьянину, что своевременно вспашу, посею доброкачественным зерном, и за этот труд я беру с него сто рублей. Клиент мне отвечает: «Это дорого, сто рублей и без гарантии, когда мне обещал за пятьдесят рублей и с гарантией сам судья».

Таким образом обвинение во взяточничестве было брошено публично.

Я называю этого смелого благородного борца за правду по имени, так как он, участвуя в больших процессах и спасая своих клиентов от смерти, погиб во время специальной адвокатской чистки в 1935 году. Много было вырвано тогда из наших рядов самых талантливых и честных.

Несколько случаев лихоимства мне хотелось бы описать подробно. Взять хотя бы народного судью Черкезова. Был он, должно быть, бывший полковой писарь, по крайней мере не выше писаря штаба дивизии военного времени. Кабинет его помещался в одном дворе с его квартирой и с квартирой его секретаря. Это было подворье, отнятое у какого-то казака. Входит в его кабинет адвокат:

— Петр Иванович, завтра слушается дело Костомарова. Как вы на это смотрите?

— А ты сколько взял за защиту?

— Ну, сколько бы я ни взял, а вы сколько возьмете?

Судья заламывает сумму, превышающую гонорар адвоката. Тот восклицает:

— Помилуйте, не могу же я свои доплачивать?

— Ну, как хочешь, тогда буду судить по закону.

В это время судья вскакивает и подбегает к окну:

— Смотри, смотри, опять к нему понесли!

Адвокат смотрит и видит, что какая-то женщина несет в кошелке живого гуся на квартиру секретаря:

— Это, кажется, жена Антипова. Завтра же назначу его дело к слушанию, он у меня теперь не вывернется.

Но вот входит в кабинет судьи цыган (они частенько носят фамилию «Мирошниченко», а имя — «Максим»). Улики налицо: он был задержан с краденой лошадью на ярмарке. Хотя цыган и уверял, что в сущности не он украл лошадь, а она его, так как он по ошибке сел на нее, а она как сумасшедшая помчалась, скакала 35 верст и остановилась у ярмарки, — ввиду публичности разбора дела адвокаты не могли гарантировать цыгану оправдания, и он пошел по совету добрых людей к самому судье.

О чем они говорили — осталось неизвестным, так как разговаривали они наедине. Но на следующее утро, когда в суд явились судья и секретарь, было обнаружено, что одного шкапа с делами на месте не оказалось. Шкап был небольшой, жиденький, отнятый у какого-то крестьянина. Был составлен протокол о краже шкапа из народного суда. В протоколе указывалось, что «злоумышленники» проникли в здание через незапертое окно и в него же вытащили шкап. По следам колес и подковам лошадей было установлено, в какую сторону уехали похитители, а дальше на главной дороге все следы смешались. Пропало около ста дел, в том числе и дело цыгана. Если бы было уничтожено только дело цыгана, его можно было бы восстановить путем передопроса потерпевшего и свидетелей. Восстановить же сотню дел было невозможно. При уничтожении одного дела могло пасть подозрение на секретаря или судью. Здесь же все было чисто.

Но дела Костомарова и Антипова не пропали. Они были переложены почему-то в другой шкап. Позже похищенный обгорелый шкап с пеплом от дел был обнаружен в глухом месте за станицей. Протокол о вещественных доказательствах был приобщен к делу «о неизвестных злоумышленниках», сданному в архив.