25 апреля.
Вчера вечером совершили длительную ознакомительную прогулку до Кремля, посетили Спасскую церковь. Повсюду следы прошедших уличных боев. Отдельные дома изрыты оспой пулеметного огня. Во второй половине дня — первые переговоры между нашей Главной миссией и отделом «В» шведского Генерального консульства о передаче дел по обмену военнопленными и снятого для этой цели прекрасного дома в Леонтьевском переулке.
Шведскую организацию в Москве возглавляет член парламента Бострём — энергичный аристократического вида человек, много сделавший для решения наших проблем. Связанные с попечением о военнопленных огромные расходы несла, естественно, Германия. Затем состоялась еще одна беседа с крупным купцом, российским евреем, ранее совершавшим многочисленные торговые сделки с Германией. Речь шла о положении на железных дорогах и о возможности переправки наших военнопленных на родину речным транспортом. Картина, которую он обрисовал, довольно неутешительная. Дезорганизованность и разброд во всем. Дух предпринимательства сковывается к тому же проводимой экспроприацией и так называемой национализацией.
За несколько дней до нашего прибытия в Москве правительством была проведена акция против анархистов, несколько сотен человек были арестованы. Такие акции направлены против тех лиц, анархизм которых выражается лозунгом «Грабь награбленное!», и тех, кто действительно грабит кассы магазинов, склады, частные квартиры, а по ночам — прилично одетых прохожих. С этими акциями связывают надежду существенно повысить общественную безопасность. Похоже, что это, действительно, серьезное намерение правительства Советов, которое такими мерами пытается решительно укрепить свою власть. Преследование анархистов сопровождалось все новыми и новыми обысками многих частных квартир в поисках оружия. Как полагают, это был удобный случай ослабить правые силы, еще более разоружить их.
Наш собеседник — представитель московской буржуазии — примерно следующим образом обрисовал положение правительства и его противников. Буржуазия настроена крайне враждебно к новому правительству, но в ней разброд, отсутствие единства, ей не хватает, в первую очередь, энергичности и мужества, оба эти качества присущи вождям большевиков и лидерам социалистов-революционеров (эсерам). Их сила, их победа и удержание ими власти объясняются прежде всего ошибками и нерешительностью оппозиции. Большевики все ближе приближаются к цели овладения всем оружием, и внутренний переворот с каждым днем становится все менее возможным. Теперь русские, не добившись многого от идей панславизма и военных завоеваний, во всем надеются на Германию. Во многих отношениях недоволен также пролетариат, потому что условия жизни с каждым днем становятся хуже. Государство будущего с хлебом и зрелищами заставляет себя слишком долго ждать. Но массы еще надеются, что время крутого перелома придет, им лестно сознавать себя самодержцами всех россиян, они приветствуют акции мести бывшим господам и имущим. «Власть правительства пошатнется, если его лишить всех автомобилей», — это мнение человека, хорошо знающего ситуацию в Москве и Петербурге. В этих словах немало истины, поскольку современный военный автомобиль, аналогичный применяемым в наших боевых действиях, усиливает действия военных отрядов, производит устрашающий эффект постоянного нарастания силы во всех частях города. В качестве резерва патрульных отрядов в ряде казарм, например, в Александровском военном училище возле Кремля, где мы это могли видеть своими глазами, стоят крупные части с большим количеством автомобилей.
Мы ходим по городу совершенно свободно, под наблюдением ли — покажет время. Можно предположить, что по русскому обычаю тайная полиция и соглядатайство, во всяком случае, должны процветать не меньше, чем в старой России, и что нас по возможности стараются не упускать из виду хотя бы потому, что их интересует, кто ищет с нами контактов. Такой интерес с точки зрения властей можно считать оправданным. В газетах высказывают удивление по поводу того, что немецкие офицеры не носят форму. Но следовало бы, в первую очередь, отдать должное победителю за то, что он обладает чувством такта и щадит чувства побежденного. Представители миссий Антанты, естественно, в мундирах — ведь еще до недавнего времени они были представителями союзных государств. И, кроме того, будь мы в форменной одежде, мы вызывали бы излишнее любопытство и даже недружелюбное отношение.
Еще перед отъездом я принял твердое решение, несмотря на свой непоколебимый консерватизм, основанный на традициях и внутреннем убеждении, быть как можно объективнее в оценках РСФСР. Факт насильственного переворота, даже при поверхностном знакомстве с развитием событий внутри страны, особенно после войны с Японией, учитывая прогнившую систему и политическую близорукость прежнего правительства, не был неожиданностью. Несмотря на категорическое отрицание насильственных переворотов, вряд ли можно упрекать народ (которым правили таким образом, что он был втянут в преступную агрессивную войну и испытал затем период поражений) за то, что он последовал призыву к так называемому освобождению. Стихийные бедствия можно считать несчастьем, но их нельзя называть бессмысленными. Поэтому я совершенно не буду касаться причин и способов прихода к власти Советов.
Для меня на ближайшее время важно найти ответ на следующие вопросы: удалось ли новому правительству создать для огромной массы российского народа более свободные и счастливые условия жизни, стремится ли оно хотя бы к этому и рассчитывает ли добиться этой цели? Руководствуется ли коммунистическое правительство благородными и высокими целями? Действительно ли слова «Свобода, равенство, братство» — лозунг, а не пустая фраза руководителей, нравственность которых не выше нравственности царского двора и его окружения? Если ответ на поставленные вопросы будет в пользу соратников Ленина и Свердлова, то было бы глупо и несправедливо не отдать должного тому новому, что здесь происходит.
