На 19-й и 20-й партиях в зале появились мои новые помощники. Два йога, американцы Стивен Двайер и Виктория Шеппард, прочитав сообщение о моей пресс-конференции в Маниле, решили оказать мне безвозмездную помощь. Стоило им появиться в зале и усесться в позе лотоса, как что-то случилось с Зухарем. Он закрыл лицо платком, а через некоторое время вышел из зала — насовсем, до конца партии. За ним потянулись остальные советские. Два йога изгнали из зала целую делегацию! Диди, милая женщина, сидела с закрытыми глазами, Дада, скромный молодой человек, иногда косил взглядом на Зухаря. На их лицах были покой и смирение, а Зухарь «со товарищи» бежали от них! Поверьте, читатель,— я не верю в чертовщину, но что-то случилось! Советские с первых же минут усмотрели в йогах опаснейших противников. В ходе партии их пытались удалить из зала. Уж не знаю, под каким предлогом, но фрау Лееверик настояла на их присутствии.
Б. Црнчевич: «Почему Виктория Шеппард и Стивен Майкл Двайер решили помочь эмигранту — останется тайной. Они неожиданно появились в одно прекрасное утро в Багио и предложили Корчному бесплатную помощь. Фрау Лееверик встретила йогов с распростертыми объятиями и представила их всем как молодых, умных и религиозных людей, которым вера запрещает творить зло. Но так как Зухарь приносит зло Виктору Львовичу, то вера позволяет, даже приказывает Виктории и Стивену нейтрализовать злого чародея, сделать его беспомощным и бесплодным. Но при этом не нанести вреда!» («Эмигрант и Игра»).
Не в привычках советского человека терпеть своих врагов. На расширенном военном совете (с участием Кампоманеса!) для начала было решено, что йоги хотя и могут находиться в зале, но должны сидеть нормально и в европейской одежде, а не в своих традиционных оранжевых балахонах. И, кроме того, располагаться в отдалении от советской делегации...
Двадцатая партия стала для меня одной из труднейших в матче. Я применил дебют, который не играл никогда в жизни,,— защиту Каро-Канн. Мне удалось уравнять шансы, но тут, переоценив свою позицию, я увлекся неправильной идеей и столкнулся с серьезными затруднениями. В цейтноте — еще пара ошибок, и партия была отложена уже в совершенно проигранном для меня положении. Над записанным ходом Карпов (небывалый случай!) продумал полчаса, но (как уже бывало не раз) избрал ход попроще, уклонившись от опасных, как ему казалось, осложнений. Запиши он активный ход, всех этих «осложнений» хватило бы хода на три-четыре, а потом я мог со спокойной совестью сдаться...
Придя на доигрывание, я, к своему удивлению, увидел у входа в зал карауливших меня Зухаря и остальных «товарищей». Тут я понял, что доигрывание будет нешуточным. Так и есть: Карпов не записал выигрывающий ход! Но мое положение все равно оставалось тяжелым. После размена ферзей партия перешла в эндшпиль, где у меня почти не было ходов. Кроме пешечных, с виду весьма опасных! И это-то испугало Карпова. Он опять избрал наиболее прочное продолжение, и — о чудо! — я убежал на ничью. После этой партии Голомбек заявил, что отныне он поверил в загробную жизнь!