Третья партия оказалась более содержательной, чем две предыдущие. Карпов попал под опасную атаку. К сожалению, в решающий момент я не нашел сильнейшего продолжения, и он защитился.
В 4-й партии, играя черными, я без труда уравнял игру — снова ничья. Накануне этой партии д-р Эйве сообщил, что он уезжает, а посему назначает Кампоманеса ответственным представителем ФИДЕ на матче. Помилуйте, ведь человек, заинтересованный в финансовом успехе,— будь он даже ангелом! — не может оставаться нейтральным во всех вопросах, связанных с соревнованием. По-моему, это ясно как день.
Итак, на 4-й партии Эйве уже не было. И, по странному совпадению, в зале появился удивительный субъект! Он сидел в одном из первых рядов, пристально смотрел на меня, всячески стараясь привлечь мое внимание. Бесспорна была и его связь с Карповым. Вообще, он сидел все пять часов неподвижно, на одном месте — его усидчивости мог бы позавидовать робот! — но в моменты, когда очередь хода была за Карповым, он просто каменел. Можно было почувствовать колоссальную работу мысли в этом человеке!
Б. Црнчевич: «Виктор Львович предвидел, что Анатолий привезет с собой в Багио человека злой науки, парапсихолога, и поручил фрау Лееверик найти его. Она это и сделала. Она заметила доктора Владимира Зухаря, который, сидя в 4-м ряду, неестественно дрожал и изо всех сил таращил глаза то на Виктора, то на Анатолия. И Корчной оповестил свое войско, что колдун на месте» («Эмигрант и Игра»}.
Субъект мне не понравился. Я попросил фрау Лееверик обратить на него внимание и по возможности не оставлять в зале одного. Я попробовал поставить вопрос о Зухаре на жюри — выяснить его личность и отсадить от сцены подальше. Но эта первая попытка окончилась полной неудачей. На запрос фрау Лееверик Батуринский ответил с достоинством: «Придет время — мы вам скажем, кто он такой, а пока это турист!»
Спустя несколько дней мы подали протест: попросили жюри, чтобы советские представители сидели на местах, специально отведенных в амфитеатре для членов делегаций. Тут Батуринский заявил, что существуют официальные и неофициальные члены делегаций и что специальные места предназначены лишь для официальных членов! В правила ФИДЕ я бы внес это заявление как «поправку Батуринского». С точки зрения юридической, это полный абсурд: если ни в правилах ФИДЕ, ни в письме чемпиона накануне матча не было деления помощников на «официальных» и «неофициальных» — значит, такого деления не существует. С точки зрения практической, это просто обман: тренеры и врачи, никак не влияющие на игру, сидят вдалеке, а психолог и вооруженные агенты КГБ — рядом со сценой!
А Ивонин, официальный руководитель шахмат в СССР, как он может быть «неофициальным членом»?! Тот самый человек, который в январе 1975 года, осудив мое поведение, сообщил мне в своем кабинете, какой каре я буду подвергнут. «А если вы и дальше будете вести себя неправильно.— добавил Ивонин,— то мы с вами, не побоюсь этого слова, расстанемся...» Мы с ним и впрямь расстались — только совсем не так, как он подразумевал! А теперь один его вид вызывает у меня тошноту! И он «поправкой Батуринского» получил право сидеть в первых трех рядах — среди почетных гостей!
Что ж, признаем приоритет советских: в толковании законов — не только шахматных, а любых — им нет равных!
А что же жюри? Оно без колебаний приняло эту поправку...
Пятая партия была отложена в нелегком для Карпова положении. Мне и сейчас трудно понять, как случилось, что ни секунданты, ни корреспонденты-гроссмейстеры, ни я сам не видели записанного хода Карпова. Ход был действительно сильный, и мне пришлось уже за доской потратить минут сорок, чтобы наметить план игры. Вскоре после начала доигрывания я оказался в жестоком цейтноте. А тут неожиданно соперник позволил дать себе мат в несколько ходов, а я упустил этот шанс!
В дальнейшем моего преимущества оказалось недостаточно для выигрыша. Сперва я проверил точность защиты Карпова в трудном для него окончании, а потом, установив, что он хорошо усвоил «домашнее задание», доставил себе удовольствие запатовать чемпиона мира. Во-первых, мне не нужно было в этом случае обращаться к нему с предложением ничьей. А во-вторых, как ни закономерен пат в шахматной партии, получать его чуть-чуть унизительно. Смешно, но факт! Наверное, после этого случая Карпов счел себя в известной мере оскорбленным.
И еще кое-что в связи с 5-й партией. Когда после продолжительного доигрывания была наконец зафиксирована ничья, советский полковник юстиции на глазах у всего честного народа расцеловал филиппинского миллионера Кампоманеса!
Свободное копирование
