1 мая.
Холодный, но прекрасный весенний день.
Я весь под впечатлением моего вмешательства - неожиданно для меня удачного - в судьбу Б. Л. Личкова.
29 апреля написал письмо Кафтанову с просьбой о пересмотре решения о Личкове - письмо конфиденциальное (ввиду ‹…›[1] на НКВД), но откровенное и резкое в оценке решения ВАК. Вчера днем мне позвонили, как я просил, от Кафтанова и сообщили, что Личкову разрешается защищать диссертацию без ‹сдачи› кандидатского экзамена и что вопрос о профессуре будет решаться в связи с утверждением ‹в› степени доктора после диспута. Послал ‹Личкову› телеграмму и сегодня письмо. Вчера все время находился под влиянием этих событий.
В Президиуме ‹Академии›, который завален работой с плохим, почти негодным аппаратом, не справляются с делом. Комаров болен. Борисяк говорит, что он ‹Комаров› теперь заговаривается. Ужасно жаль - большое это несчастие для Академии. Шмидт, его явный враг, тоже болен - удар? Чудаков честолюбив, но недостаточно образован, и все они трое в ссоре[2] …
Кончаю вчерне пятый выпуск «Биогеохимических проблем». Выйдет целая книжка, и, мне кажется, мне удалось здесь связать ряд явлений по более верному и новому ‹пути›.
Подписал ‹в печать› два номера «Метеоритики».
Геологический Институт представляет из себя сейчас крыловский концерт. Маразм.