Разговор С Женой

Глава 5

Разговор С Женой

Я  — Все же, почему мы не прижились в Израиле? Ведь признайся, нас там ожидали, пытались сделать всё, что могли.

Ира  — Ожидали? Ну, если считать общежитие-концлагерь на пересадке в Бухаресте, где нам запретили не только выходить в город, но даже приближаться к воротам, залом ожидания, а деньги выданные в аэропорту Тель-Авива подарком по случаю приезда, то можно сказать — ждали. Но вспомни, что было потом. Вспомни бесконечные очереди олимов в Мисрад Клита, где люди бились в истерике, а охранники выводили их, заломив руки, из кабинетов.

Я  — Это можно в конце концов понять, сколько народа тронулось тогда с места, сколько тысяч евреев приехали в Израиль.

Ира  — Много. Но дело даже не в очередях. Ты разве забыл лица «метапелет» в Министерстве Абсорбции? На нас смотрели, как на докучливых мух, как на существ восемьдесят пятого сорта. Помнишь докторов наук подметающих улицы или твоего приятеля — Эмиля, из Бершевы, который высшим счастьем считал свою работу дворником и сетовал только на то, что эфиопы выбрасывали мусор из окон, а ведь в Москве он был, как ты сам говорил, неплохим технологом.

Я  — В Израиле никто не обещал нам социалистических гарантий. Мир капитализма! На всех работы не напасёшся. Они не были готовы к такому наплыву квалифицированных специалистов.

Ира  — Если не были готовы, то зачем приглашали? Почему не сказали, что Израилю не нужны врачи, нужны дворники.

Я  — Но ведь государство пыталось что-то делать. Оно платило хозяевам предприятий зарплату принятых на работу олимов, не помню как долго, по-моему 6 месяцев, пока новоприбывшие не овладевали языком и специальностями.

Ира  — Да, а после 6 месяцев хозяева выбрасывали олимов на улицу и брали новых, чтобы им не платить. Врачам, которые имели достаточный стаж, признавали их диплом, а потом, этот диплом можно было повесить на стенку — работы все равно не было.

Я  — Ну хорошо, с работой была напряженка, но ведь государство платило нам пособие…

Ира  — Которого хватало только на куриные пупки. Помню наших соучеников по ульпану, как они гордились тем, что съездив куда-то на край света, они купили какие-то куриные отходы, сварили их и слепили ТАКИЕ котлетки…

Я  — Они давали деньги на съем квартир…

Ира  — А хозяева квартир драли столько, что на это пособие можно было снять только конуру или в лучшем случае сарай. Нашу квартиру в Кирьят Моцкине я до сих пор вижу в страшных снах.

Я  — Раз уж ты упомянула ульпан. Ты не станешь отрицать, что они старались научить нас и делали это с душой. Организовывали экскурсии, праздничные вечера…

Ира  — И особенно много души вкладывала в нас учительница еврейских традиций. Ты не забыл, как мы уходили с её уроков. На первом же занятии она сказала — «Разве вы животные, чтобы выходить замуж за неевреев». Это и были еврейские традиции?

Я  — Но все же нас учили ивриту, причем бесплатно.

Ира  — А потом включали плату в корзину абсорбции и заставляли возвращать при выезде.

Пришло время объяснить некоторые специфические термины эмиграции, создать словарик «алии».

Алия — восхождение, иными словами возвращение на историческую родину из мест расселения (так это звучит в официальных изданиях) или, как принято шутить — с «доисторической» родины, в нашем случае из России. Прибыв в Израиль, каждый еврей и не еврей становится олимом.

Олим —  репатриант со сроком проживания в Израиле от 0 до?? лет, так как с одной стороны, (цитирую книгу на фотографии) «… согласно закону о возвращении… лица, получившие при въезде в страну… статус нового репатрианта, автоматически получают израильское гражданство» и вроде бы становятся ватиком, да не тут то было, ибо:

Ватик —  это скорее звание, которое присваивается израильтянам сторожилам, которые уже прожили в Израиле достаточно долго (сколько? Ну уж не менее 5 или даже 10 лет) имеют работу или пенсию, полностью вписались в местную жизнь. Но даже они никогда не станут:

Саброй —  ибо для этого нужно родиться в Израиле.

Делами олимов занималось Министерство Абсорбции или Мисрад Клита ,

Мисрад Клита , эту организацию мы посетили, согласно правилам, вскоре после приезда. Бесконечные очереди, полная неразбериха и конечно главное украшение -

Метапелет —  сотрудницы (в основном) Министерства, задерганные и именно поэтому, хочется верить, относящиеся к олимам с ледяным презрением. Избежать их было невозможно, так как они выдавали:

Корзину абсорбции —  сумму денег на начальный период, которая включала расходы на гостиницу, на питание, на аренду квартиры и т. д., на первое время, на время учебы в ульпане.

Ульпан —  школа по изучению иврита для взрослых, в то же время — клуб олимов, пункт обмена информацией, в отдельных случаях — биржа труда.

Я  — Это было незаконно и по-моему позже было отменено.

Ира  — Отменено вместе с самой корзиной. После этого все стало законным — вместо корзины ввели банковскую ссуду и этот долг надо было возвращать обязательно. И после этого Израиль называл себя свободной страной. Ты ездил недавно в Москву — тебя Южная Африка заставляла возвращать долги?

Я  — Хорошо! Это были мелкие игры, чтобы задержать евреев не нашедших себя в Израиле, хотя замечу в скобках, что игры не совсем понятные — Израилю мы не нужны, а уехать нельзя. Добро бы еще за нас действительно платил Израиль, а то ведь деньги на абсорбцию давала Америка…

Ира  — Да, так говорили.

Я  — А так просто говорить не будут, и я охотно верю, что Америка откупались от русских евреев, закрыв дорогу для них к себе, в Америку.

Но все же продолжим тему ульпана. Ты не думаешь, что главной преградой для нас в поисках работы было незнание иврита, и по окончанию ульпана…

Ира  — Во-первых — не думаю, что это так. Я уже могла говорить более или менее сносно, и что помогло мне это? Ты помнишь нашу приятельницу Алину, она устроилась на работу только потому, что ей очень помогли родственники «ватики».

Без этого найти нормальную работу было, особенно в нашем возрасте, почти невозможно.

Во-вторых, о изучении языка, что было легко для наших детей — вспомни, как лихо они затараторили на иврите через месяц после приезда — было во много раз труднее для нас.

Я  — Ты напомнила мне, как я чуть не заплакал, когда перед самым отъездом мы получили письмо из муниципалитета, и я не смог прочесть ни строчки, а я ведь был не из последних учеников в ульпане.

Ира  — А ты ведь мечтал о научно-исследовательской работе, о преподавании.

Я  — Английский язык оказался легче, если я не стал в Южной Африке исследователем, то с преподаванием у меня проблем нет.

Ира  — Ты думаешь дело было только в языке?

Я  — По твоему тону чувствую, что всё о чем мы беседовали не исчерпало тему.

Ира  — Нет, конечно! Ты знаешь, по моему все это было лишь внешним поводом для нашего отъезда. Мы, во всяком случае лично я, представляла себе «заграницу» так — широкие авеню, небоскрёбы, машины, машины, машины и нарядные веселые люди. Может быть это слишком по-детски, но то, что я увидела в Израиле с самого первого момента глубоко меня разочаровало. Я увидела, что мы попали в прошлый век, в «местечко», где то на западной оконечности Российской империи, и даже, как вскоре выяснилось, не на западной, а скорее восточной, азиатской. Нет, конечно были и высокие здания и автомобили, но в них сидели в них жили люди, которые были созданы для «местячковой» жизни, которые и поддерживали этот невыносимый для меня стиль жизни. Люди! Вот, что было основной причиной.

Я  — Ты считаешь, что именно израильтяне подтолкнули нас к отъезду? Но почему? Что было в них «местячкового» и почему ты употребляешь это слово в таком негативном смысле? Шумные, часто бесцеремонные, а иногда просто наглые — но ведь это скорее восток, чем даже Средиземноморье. Потом, они все были такие разные…

Ира  — Ты конечно вспомнил Шрагу и Абрахама…

Я  — Да, в первую очередь их и «олимовский склад»