Выживание выпивох в сухой закон
Личные мемуары о красной эре (29)
Я не берусь давать оценку последствий горбачёвского «сухого закона» - это, наверное, уже сделали экономисты. От своего же имени расскажу, как проходил этот смешной период в Лепеле. Даже более того – сужусь к собственной персоне и откроюсь, как моя личность пережила эту непонятную вакханалию.
17 мая 1985 года газета «Правда» повергла в шок население Советского Союза. Вводился «сухой закон». Я из всего этого пока лишь понял, что продажу алкоголя ограничат: будут отпускать с 14 до 19 часов. Невелика беда – купим к вечеру.
Думаю, вначале надо показать собственное отношение к алкоголю на то время. Пил, как и все. Таких было подавляющее большинство общества.
Настоящие алкоголики находились в меньшинстве. Ещё меньше насчитывалось трезвенников или почти непьющих. Меня никто не считал пьяницей. И когда при очередной взбучке я этим козырнул перед женой, она спокойно отвечала:
- А я и не говорю, что ты пьяница. Ты – выпивоха.
Потому-то и считаю, что моя жизнь во время «сухого закона» является типичной для среднего беларусского мужика. Описание её красноречиво отразит шествие очередного советского дурдома по стране Советов. Не буду показывать то, что от кого-то слышал. Буду лишь описывать собственное прозябание при отсутствии главного источника веселья для всего коммунистического общества.
Алкогольные напитки быстро исчезли с прилавков магазинов. Прошу заметить: с прилавков. В самих магазинах горячительное осталось, хотя и в очень уменьшенном количестве и под строгим учётом, поскольку к торговым точкам были прикреплены местные жители, которые получали норму по спискам: бутылку водки и две вина в месяц на взрослого. Метод был несовершенен: однажды мою пайку получил житель моего микрорайона Василь Шушкевич – тёзка по фамилии. Дабы избежать скандала, магазин в следующий месяц отдал мне его паёк.
Позже трудовые коллективы стали выдавать талоны на алкоголь. Злоупотребляли ли их раздатчики? Знаю лишь, что редакция жила, припеваючи – там талоны печатали. А поставить печать в любой профсоюзной организации, было не труднее, чем два пальца замочить.
Было спиртное и в свободной продаже. Для этого определили спецмагазины. В Лепеле поначалу им стал один – «Бабьи слёзы». Давали в руки всего лишь по несколько бутылок – чтобы хватило на всю беснующуюся толпу. Отпускали через амбразуру, так что разворотить магазин одуревший от трезвости народ не мог. С самого утра начинала образовываться очередь. К 14 часам из укрытия выскакивала группа захвата и оттесняла от амбразуры жаждущих алкоголя. Когда наглецы отоваривались, очередь долго восстанавливалась. Делать это помогал дежурный офицер милиции. Помню случай. Припёрся в очередь мужик в грязной робе. Вонял животным говном невообразимо. Очередь заткнула носы и расступилась. Мужик закупился и рассказал, что за вином прямо с работы был делегирован работниками свинофермы из деревни Звезда. Просил извинения. Его простили.
Потом власть поняла, что «Бабьи слёзы» превратились в душегубку, и открыла вторую спецточку с тыльной стороны универсама. Однажды я собрался на природу с ночлегом. Хотелось взять спиртного. С самого утра уселся на задний порог универсама и до открытия магазина прочитал много романа «Что делать», в котором Чернышевский пропагандировал свободный труд в бесклассовом социалистическом коллективе швей. Я был первым, но всё равно меня надолго оттеснила группа захвата.
Поехал в Новополоцк по политическим делам. Увидел толпу возле магазина – вино дают! Стал в очередь. Пришла группа захвата. Чтобы её оттиснуть, я скомандовал сзади стоящим:
- Дави!
А стоял-то я боком, прижатый к стене. На меня как даванули, так рёбра и затрещали. При невыносимой боли дождался вина. Обезболил им бока. Назавтра пошёл в поликлинику. Хирург с рентгеном определили: поломов нет, есть деформация рёбер.
С пивом было попроще – иногда можно было ухватить без талонов. Вот мой питерский шурин Витька и научил меня воспользоваться слабоалкогольным напитком вместо вообще снятых с продажи дрожжей для изготовления бездрожжевой браги. Для того надо в трёхлитровую стеклянную банку всыпать стакан сахара, два стакана риса, залить бутылку пива, долить тёплой водой, натянуть на горловину резиновую перчатку и поставить в тёплоё место. По мере усиления брожения перчатка будет раздуваться. Через несколько суток она начнёт постепенно падать. Когда повиснет – бражка готова к употреблению. Много раз пользовался этим процессом изготовления алкогольного напитка. Дурман от него был несколько необычен – мозги становились ненормальными. Но балдёж чувствовался изрядно.
Однажды не нашёл иного теплого места, как грязноё бельё в круглой стиральной машине. Занимаюсь своим делом и вдруг слышу нечеловеческий вопль жены из ванной комнаты. Моментально соображаю, в чём дело, и бросаюсь туда. Стоит жена с крышкой от машины, онемевшая и бледная, словно смерть, а перед ней из тряпья торчит толстая зелёная рука. Представьте себя на её месте: подымаете крышку, а из машины резко выскакивает рука мертвеца… Не буду распространяться, что мне было после. Бражку потом выстаивал в подвале, закрутив в старую зимнюю одежду. Самопальный слабоалкогольный напиток одобряли все мои собутыльники и следовали моему примеру.
За пивом нужно было поохотиться. Однажды пошёл слух, что в чашникских Краснолуках дают чешский «Будвар». Верилось слабо. А вдруг? Поехали на «Запорожце» Витьки. Конечно же, впустую намотали почти сотню километров.
Пили всякую химию, содержащую спирт. Одеколон не в счёт – он исчез из торговли с начала «сухого закона». Иду с работы. Нагоняет кочегар «Сельхозтехники» Володя Телепень.
- Коньяку хочешь? – спрашивает.
- А его у вас много? – интересуюсь недоверчиво.
- Тебе хватит.
Конечно же, я хотел халявского напитка, который пробовал всего-то несколько раз в жизни. Пошли в моторный цех «Сельхозтехники». Сидят вкруг мужики за импровизированным столом со скудной закуской. Помню лишь одного из них – слесаря Генку Голика.
- Неси! – командует Телепень.
Голик приносит полную авоську стеклянных пузырей с синим «Бло» - оконным стеклоочистителем.
- А где коньяк? – растерялся я.
- Это и есть «синенький коньяк», - спокойно пояснил Володя. – А ты думал, что пятизвёздочным поить тебя будем?
Я сначала наблюдал, как, выпив стакан «Бло, мои собутыльники бежали под кран запивать его водой. Несколько раз отклонил предложение выпить, однако, видя, что никто не умирает, и даже хвалят отраву, пригубил, потом выпил, и снова выпил, захорошело, выпил… Домой пришёл сам, но за порогом квартиры как упал, так и ночевал в передней. Утром жена сказала, что я чуть не умер. Потом несколько дней изо рта исходил выхлоп ацетона.
Пили антистатик для одежды «Лана». Технологию его употребления знал, но никогда не пробовал. Решил продегустировать. Пригласил друга Лёньку Пузана, заведующего складом «Сельхозтехники». Расположились в моей квартире на кухне – жены, естественно, не было. Налил я половину трёхлитровой банки воды, пропорол отвёрткой жестяной бок баллона и быстро направил вырывающийся фонтан «Ланы» в банку. Вода посинела. Разлили. Лёнька попробовал и сразу пить отказался. Не помню, сколько выпил я, но больше «Лану» в хозтоварах не покупал.
Поехали с братом Васькой в Питер. В Витебске увидели уличную очередь. Выстояли. Взяли по бутылке водки – уже 20 рублей стоила. Выпили за углом. Вечером проводник «тёпленьких» подселил в купе к двум парням, как потом выяснилось – своим друзьям. Они оказались хорошими и бесплатно начали угощать нас водкой. Очнулся утром на нижней полке без денег. Вверху лежал Васька с опухшей челюстью. Соседи сказали, что мы валялись в тамбуре, а они нас доставили в купе. Я всё повторял: «Где мой братка?» Сразу понял, что врут – такого слова нет в моём лексиконе. Опоили, значит, психотропом. А после Васька сказал, что спустил голову, чтобы посмотреть, как у меня по карманам шарит сосед, а тот ему ногой как вмазал в морду… Потом у питерской сестры ждали перевода от моей жены, чтобы домой возвратиться.
Как и должно было случиться, «сухой закон» приказал долго жить. Резко. Магазины заполнились спиртом всяческих марок и калибров розливу. Продавали «Роял» в литровых бутылках, обычный спирт в литровых банках под закаточной крышкой. Народ набросился на вожделённое пойло, будто с цепи сорвавшись.
Многие умирали, опившись. Я однажды был на грани, но о том – в мемуаре «Пастухи Родины».
Написано в 2018 году.