Служу Советскому Союзу!
Личные мемуары о красной эре (9)
Под таким заголовком я в 1990 году самиздатом я издал брошюру мемуаров о своей службе в Советской армии тиражом 999 экземпляров – тогда за столько не преследовали. До того нигде мне не приходилось встречать такого очернения Вооружённых сил с точки зрения коммунистической идеологии. Получился как взрыв атомной бомбы. Мемуары разлетелись мгновенно. Читали их запоем, ведь все мужики-лепельчане служили по всему социалистическому миру, но только не в Беларуси. Большинство одобряло мой вынос сора из армейской избы. Многие хмыкали, мол, экие мелочи описал, не видел я настоящей дедовщины. Но находились и такие, кто утверждал, что я всё придумал, они во время своей службы ничего подобного не встречали, все призывы были равны. Таких было мало.
Однако прошло четверть века после выхода брошюры, родилось новое поколение, которое не знает правды о порядках в Советской армии. Но такого не должно быть. Считаю необходимым донести старые мемуары до современного читателя, чтобы сохранить правду о жизни в коммунистическую эпоху для будущих поколений.
* * *
Как я встречал Брежнева
1971 год. Группа Советских войск в Германии. Служил я тогда в городе Ютербоге под Вюнсдорфом, где находился штаб группы. Как-то после жаркого летнего дня, наполненного солдатской муштрой, получаем приказ одеться в парадную форму.
Начальник штаба части майор Таржанов проходит вдоль строя, придирчиво осматривая каждую пуговицу, каждый ботинок. Затем приказывает штабному писарю рядовому Васильеву раздать всем дефицитные значки. С удовольствием прикрепляем к мундирам незаслуженные награды классных специалистов, отличников боевой и политической подготовки, значки «Гвардия». Мысленно задаём сами себе вопрос: что заставило начальство так расщедриться на награды? Наконец нашу любознательность удовлетворяет командир части майор Панасюк:
- Едем в Вюнсдорф встречать Брежнева.
Загрузившись в несколько крытых брезентом машин, мчим по отличным немецким дорогам, выложенных гладкой, будто асфальт, брусчаткой. Жара. Парит, будто в бане. Глаза выедает пот. Промокли мундиры. Однако необычность события облегчает путь.
В Вюнсдорфе аккуратными шеренгами по обе стороны дороги выстроились тысячи солдат. Присоединяемся к ним. Офицеры может десятый раз осматривают нашу форму. Поправляют и без того по всем правилась нахлобученные фуражки. Во рту солёно от пота, который ручьями струится из-под идеально торчащих козырьков.
И вот между шеренгами с барабанным боем проходит отделение так называемых королевских войск. Следом, важно выставив пузо, медленно перебирает широкими красными лампасами генерал. И горячее немецкое солнце ему не помеха.
- Коммунистической партии Советского Союза - слава! - неожиданно ненатуральным голосом с надрывом прокричал какой-то военный.
И тысячи ртов нестройно выдали:
- Слава!
Генерал недовольно скорчил гримасу, приостановился, но, видимо, передумав что-то, пошагал дальше. «Шах-шах», - зашуршали лампасы совсем близко, и наинструктированный наш младший лейтенант Джунь заревел изюбром:
- Генеральному секретарю Леониду Ильичу Брежневу - ура-а-а!
- Ура-а-а! - со всей мощи гаркнули солдатские шеренги.
Вот только заикнулся Джунь посредине фразы. Долго генерал вычитывал его, махал перед носом лейтенанта толстым пальцем, затем пошёл на исходный рубеж, и репетиция началась снова.
На этот раз младшему лейтенанту повезло - бойко выкрикнул он вызубренное восхваление. Теперь генерала в роли генерального секретаря приветствовали где-то дальше. А мы по-прежнему разбрасывали тысячеголосые «ура» и «слава».
Не дошёл генерал до конца намеченной цели - снова кто-то напортачил. Муштра началась сначала.
Солнце спряталось за далёкими деревьями. Тени пересекли широкий строевой плац. А генерал всё ходил да ходил, а мы всё кричали да кричали. До изнеможения, до полнейшего отупения.
- Видно, понравилось генералу быть Брежневым, - зашептал мне на ухо рядовой Максимович, но тут же замолчал, получив по шее от старшего лейтенанта Гриня.
Поздно ночью вернулись в казарму. Родным домом показалась она нам после вюнсдорфских мучений.
На следующий день репетиция повторилась. Через день - снова. И снова. И снова. Наконец генерал остался доволен. Наступила долгожданная ночь. Возвратившись из Вюнсдорфа, спать завалились будто мертвецы. Всё! Завтра утром прилетает Брежнев…
Только не удалось повидать нам долгожданного Леонида Ильича. На исходе ночи дневальный забил тревогу. В парадной форме выехали не в Вюнсдорф, а на полигон. Мы были рады, что окончилась муштра, хотя всё же в душе немного жалели, что так и не увидели Брежнева, не убедились, действительно ли золотые у него звёзды…
Уже не помню, прилетал ли тогда в Вюнсдорф Брежнев. Но не в этом дело. Хочется рассказать, как в те времена коллективно, организованно, безмозгло прославляли его величество чин. Правда, рассказывал об этом и раньше. Только - надёжным друзьям, в тёмном углу и глухим шёпотом.
Сегодня - можно.
* * *
По «деревянному» уставу
1971 год. Группа советских войск в Германии. Только что прозвучала громкая команда дневального: «Отбой!» Вступает в силу «деревянный» устав. Рядовой Пересадько, длинный худой парень из небольшого Кабардино-Балкарского городка Прохладный, в трусах и одном сапоге (парадная форма по «деревянному» уставу) строевым шагом подходит к выключателю, прикладывает ладонь к стриженой голове и бойко обращается к небольшой чёрной клавише:
- Товарищ гвардии центральный переключатель! Позвольте побеспокоить вас в связи с окончанием очередного дня.
- Беспокой, - доносится напыщенно-ленивый голос из «стариковского» угла.
Электрический свет исчезает, уступая место фиолетовому полумраку ночника.
- Ну, кто там у нас предсказатель снов? - высокомерно спрашивает из-под одеяла «старик» - рядовой москвич Дронов.
- Лейтенант Мартынов! - резво выпаливает рядовой Мартынов из калужского города Жиздра (звание лейтенанта он «получил» по «деревянному» уставу).
- Что я сегодня во сне должен увидеть? - угрожающе вопрошает Дронов.
- Любимую девушку, - дрожит мартыновский голос.
- Надоело! Хочу другое.
- Тогда полный стол водки.
- Ты мне вчера это предсказывал. А сон не осуществился. Подошёл!
Мартынов быстренько соскакивает с двухъярусной кровати, строевым шагом подходит к Дронову, резко наклоняет голову.
- Сколько на самосознание? - спрашивает «старик» Дронов.
- Шесть, - еле выговаривает Мартынов, поскольку если скажешь: «Два», «старику» послышится: двадцать два.
Дронов прилаживает к голове «салаги» левую ладонь, правой рукой оттягивает средний палец левой и резко отпускает. Слышится глухой сильный удар. Мартынов, молча, вздрагивает. И так шесть раз.
- Спасибо! - проворно бормочет салага, чтобы не получить ещё пару «шептарей» за невежество, и трусит на место.
- А кто это у нас начальник дембельского очка? - вылезает из-под простыни сибиряк Шестаков.
- Капитан Блинков!, - с замиранием сердца докладывает салага Коля Блинков из Волгограда.
- Какая у нас самая мягкая газета?
- «Известия».
- А почему вместо неё я пользовался «Правдой»?
- Не знаю. Я относил туда «Известия».
- Подошёл, чтобы следующий раз знал!
Шестаков - специалист по отпусканию шептарей. После его пяти ударов голова до утра раскалывается от внутренней и внешней боли. С жалостью смотрим, как толстый палец старика рассекает прижатую Блинковым к собственной голове газету - это чтобы засвидетельствовать мощь шестаковского шептаря. Однако сделать ничего не можем. Кому пожалуешься? Командиры же всё знают, только делают вид, что не замечают.
Да, после жалобы меры примут: покричат на обидчика. Однако ночи после этого не жди, жалобщик. Не заметишь, как очутишься с головою под одеялом, и мощные удары чем попало обрушатся на уставшее тело. «Тёмной» называется такая процедура.
Получает свою «порцию» мой земляк, беларус из деревни Пинковичи Пинского района рядовой Максимович за то, что схватил в столовке хлеб прежде штабного писаря, старика-москвича Васильева. Следом за ним удары разносятся от головы украинца рядового Четверикова, свердловчанина младшего сержанта Артамонова, челябинца младшего сержанта Арапова…
- Кто там у нас сказочник? - останавливает издевательства старик-челябинец ефрейтор Аканаев. - Сплети какую-нибудь небылицу на сон приходящий.
Слава богу! На этот раз меня пронесло. Ничем, значит, не «обидел» сегодня стариков. Эх, скорее бы самому «состариться»! Хорошим буду я «дедом».
- Ну-ка, салаги, пожелали доброй ночи старикам, - командует ивановец Беляков.
Мы все садимся на кроватях и хором скандируем:
- Дембель стал на день короче -
Старикам спокойной ночи!
Очередному армейскому дню -
Пи…ец, пи…ец, пи…ец!
Быстренько прячемся под одеяла. Теперь уже разговаривать «деревянный» устав разрешает лишь старикам. А мы засыпаем с тревогой и болью в душе - завтра снова всё повторится.
* * *
Я - «старик»
1972 год. Группа советских войск в Германии. Я - старослужащий.
Глубокой осенью выехали на полигон нарезать дёрн, чтобы потом обложить им неудачно выкопанные окопы - в целях маскировки, да и генералов много должно приехать на маневры. В общем, всё должно быть как в настоящем бою.
…На руках кровавые мозоли. Гимнастёрки мокрые от пота и занудливого моросящего дождя, лица чёрные от торфяного пыла и изнеможения. Невидимое солнце уже, наверное, висит над самым горизонтом. А мы всё копаем да копаем, грузим да грузим. А подходящим машинам конца края не видно.
Наконец последний автомобиль исчез. Хана! Будто мёртвые валимся на мокрую почву. Но что это? Две пары фар стремительно насовываются на нас.
Из кабины первой машины выскакивает лейтенант Волков, второй - старший лейтенант Сергеев.
- Приказ командира - заготовить ещё два кузова дёрна, - устало сообщают они.
Про себя матерясь, берёмся за лопаты. Руки не слушаются. Спины не сгибаются. В головах какое-то отупение. Эх, будь, что будет - не выполним приказ. Физически невозможно.
Видят это и лейтенанты. Понимают, что окриками здесь темпы не ускоришь.
- Старослужащие, ко мне! - подаёт команду старший лейтенант Сергеев.
Бросаем лопаты, подходим.
- Мы ничего не видим. Чтобы через час машины были нагружены, - говорят командиры.
Понимаем, что имеют в виду лейтенанты. Нравится нам их «слепота». Пусть себе пьют спокойно водку. Теперь приказ выполним.
Хватаем лопаты и давай ими дубасить салаг. Откуда только у тех сила взялась? Как заведённые работали. Задание лейтенантов выполнили. Наиболее неповоротливые ответят ночью, как того требует «деревянный» устав.
Хотите спросить, бил ли я? Бил! Мучила ли меня совесть? Нет! Давно забылись салажьи мечты о лояльном «стариковстве». Теперь я сам старик. Дрожи, салага! Испытай то, что на мою долю выпало год назад. Чтобы служба мёдом не казалась.
Такая уж система службы сложилась на то время в вооружённых силах Советского Союза. Интересно, изменилось ли что через 18 лет? Если нет, как в случае необходимости воевать будем? Салаги до того затюканы, что способны держать лишь тряпку и лопату. А старики до того распущены, что думают лишь, как съесть салажьи хлеб с маслом.
* * *
А теперь - порассуждаем
Так нужно ли нам такое войско? И вообще, нужно ли оно нам? Рассуждайте сами. Беларусь занимает 1% большевистской империи. А на ней расположено 40% ядерного потенциала «страны советов», плюс те ракетные дивизионы, которые прогнали от себя «братские» страны Восточной Европы (в том числе и мой дивизион). Кого они охраняют? Может Беларусь?
Давайте представим, что на московскую империю зла совершено ядерное нападение (тьфу-тьфу-тьфу). По какому объекту будет нанесён первый удар? По гражданской Москве или по сплошь утыканной ядерными боеголовками Беларуси? Понятно, по последней. И осталось от моей Батьковщины мокрое (точнее - выжженное) место.
Так кого охраняют имперские войска на моей территории? Меня или кремлёвских дядек? И вообще, будет ли кто нападать на нас? Может американцам или немцам, или французам, или… не хватает наших радиации да гнилой нитратной бульбы? Так что охраняют имперские войска на моей территории?
Прочь их отсюда, прочь! Что, сыну моему через полгода нужно идти в армию? А пускай он эти два года лучше таскает кирпич на стройку, чем «Известия» на дембельское очко, или сапёрную лопатку по Кавказским горам. Правда, лучше? А кто против этого? Известно - коммунистическая партия. А кто за это? Известно - Народный Фронт. Так кто из них лучший? Кто за народ? Кто за будущее?
Думай, читатель!
Типография имени Учредительного Собрания, г. Петроград. Редактор Иван Невольный. Сдано в набор 20.10.1990. Цена 20 копеек. Тираж 999 экз. Заказ 62.
* * *
Всё, что написано выше - дословный мой перевод самиздатовской брошюры на русский язык. Фамилии действительные. Всё, что написано ниже – плод моих воспоминаний в 2014 году.
