Меня с Людой пригласили в районную больницу на вечер, посвящённый Международному женскому дню. Такой чести удостоился также Натан Моисеевич. Его Полина заведует в больнице гинекологическим отделением. Ходят упорные слухи, что она крутит там любовь с заместителем главного врача по лечебной работе Суслопаровым. Я как-то осторожно намекнул Драбкину об этом, на что он мне ответил, что это всё сплетни. Ничего другого ему говорить не приходится, ведь у них современная семья, в которой он что посеял, то и пожинает. Вечер был очень шумный, весёлый. Я пару раз пригласил на танец заведующую отделением переливания крови Зимину. Люда тут же приревновала меня к ней и убежала с вечера. Мне пришлось последовать за ней. Вечер был безнадёжно испорчен.
Дома Люда продолжала биться в истерике, обвиняя меня в супружеской неверности. Никакие мои уговоры на неё не действовали. Тогда я полушутя, полусерьёзно сказал ей, что у меня остаётся только один способ разрешить все существующие между нами недоразумения — это взять висящий у нас на стене мой морской кортик и проткнуть им насквозь сначала её, а потом себя. Это я сделаю быстро и наверняка, так как моя профессия поможет мне в этом. Сказавши это, я собрался и ушёл из дома, побродил по городу, а затем пошёл в госпиталь, где решил переночевать. Всю ночь я проворочался в постели в реанимационной палате, много о чём передумал. Мне хотелось до конца разобраться в истинных причинах такого поведения моей жены и попытаться образумить её. Рано утром Люда пришла ко мне и стала звать меня домой. Я поднялся, сел на кровать, обхватил голову руками. Мне стало обидно, что я пережил столько неприятностей из-за этой женщины и вынужден после этого терпеть её издевательства. Слёзы ручьём полились из моих глаз. Это был первый случай в моей жизни после детства, когда я плакал. Я высказал Люде всё, что у меня накопилось против неё.
— Так жить дальше невозможно, — говорил я ей. — Ты замордовала меня, позоришь перед людьми. С какой стати ты вбила себе в голову, что мне ещё кто-то, кроме тебя, нужен. У тебя нет никаких оснований для этого. Если тебя смущает моё прошлое, и ты считаешь меня развращённым человеком, то не нужно было тебе выходить за меня замуж. Мне кажется, ничего плохого в моём прошлом нет, и я посоветовал бы тебе не копаться в нём, а принять меня таким, какой я есть. Что касается моей работы, то и о ней ты имела представление до нашей женитьбы. Ты прекрасно знаешь, что я лечу тяжёлых больных и мне при этом не до разврата. Поступление их в лечебное учреждение я не планирую, рабочий день у меня не нормирован, и я могу быть вызван в госпиталь, а сейчас ещё и в больницу, в любое время суток и пробыть там достаточно долго. Эти больные отнимают у меня массу физических и нервных сил. Сосредоточиться всецело на их лечении я не могу, так как ты при этом регулярно устраиваешь мне нервотрёпки. Очень прошу тебя, прекрати эти безобразия и дай мне спокойно работать.
Я всё приводил и приводил ей веские доводы, надеясь на то, что, может быть, хоть что-то дойдёт до неё. Люда молча слушала меня, не возражая и ничего не обещая. Она помогла мне одеться и подобревшим голосом опять попросила меня пойти домой. Провожаемые злорадствующими взглядами дежурного медперсонала, мы ушли из госпиталя.
Дома я вдруг обнаружил, что мой кортик исчез со стены. Я потребовал у Люды объяснений. Тогда она заявила мне, что его она выбросила в мусорный ящик, так как испугалась моих угроз. Я объяснил ей, что это была шутка и что своим необдуманным поступком она может довести меня до тюрьмы. Если кто-то подберёт кортик и совершит с его помощью преступление, то отвечать придётся мне. Ведь он номерной и его хозяина легко установить. Я пошёл во двор и порылся в мусорном ящике. Однако там я ничего не нашёл. Тогда я понял, что Люда спрятала его. Я не стал больше ничего выяснять. Мне казалось, что происшедшее этой ночью всё же образумит Люду. А кортик она со временем мне отдаст.
Свободное копирование
