В июне месяце у нас случилось большое несчастье: партизаны забрали нашу Торбочку. И раньше они забирали у людей мелкий рогатый и не рогатый скот, лошадей же они пока что в нашей деревне не трогали. Для нашей семьи это была невосполнимая потеря, ведь крестьянин не может существовать без лошади. Торбочка к тому времени уже была полностью нашей собственностью. Осиповы сумели приобрести себе лошадь.
Торбочку, а также Сивку — лошадь такой же, как и наша мать, солдатки Семенихи — увели ночью из пастбища. Там, в ночном, каждый хозяин сторожил свою лошадь сам. Так обычно делал и я, но на этот раз мать пожалела меня и попросила нашего соседа Клетченко Тихона присмотреть за нашей лошадью. Ночью на пастбище нагрянули партизаны и потребовали себе двух лошадей. Мужчины, находившиеся в ночном, отстояли своих лошадей и откупились от них Торбочкой и Сивкой. Пригодятся наши слабосильные лошади кому-либо в хозяйстве, ведь и в других деревнях ощущался недостаток лошадей.
Мать с плачем пошла к старосте, чтобы он как-то решил нашу лошадиную проблему. Тот прикрепил наш двор к двору нашего соседа Клетченко Евсея, у которого к тому времени уже была собственная лошадь. Однако Евсею это не понравилось. Мать с трудом, как милостыню, выпрашивала у него лошадь. Однажды она без его ведома взяла её распахать картошку. На поле тут же прибежал сын Евсея Володька и начал кричать на мать и требовать, чтобы она выпрягла лошадь. Мать этого не сделала. Тогда он стеганул её кнутом. Мать и я заплакали. Я сказал Володьке, что когда вырасту, то обязательно отомщу ему за это. В ответ он стеганул кнутом и меня, выпряг лошадь и увёл её. Обо всём этом мать рассказала старосте. После его разговора с Евсеем последний подобрел я начал давать нам лошадь.
А в это время в деревне прошёл слух, что Торбочку и Сивку видели в деревне Братьковичи, находящейся за Харавыньским лесом. Недолго думая, мать и Семениха отправились туда искать своих лошадей. Однако в Харавыньском лесу их задержали партизаны, которые начали допрашивать их, обвинять в том, что они являются немецкими разведчицами. Женщины раз за разом повторяли свою историю, но им не верили и пригрозили даже расстрелять их. Дело кончилось тем, что над ними надругались, после чего отпустили. Перейти Харавыньский лес и попасть в Братьковичи им так и не удалось. Истерзанные, заплаканные, они вернулись домой ни с чем.
Июнь месяц оказался для нашей семьи очень богат на события. Где-то в середине этого месяца из Костюкович вернулся наш староста и вручил нам открытку... от отца. Такого не только мы, но никто в деревне не ожидал. Неужели в это время функционирует какая-то почта? Оказывается, функционирует. На открытке на белорусское языке сверху было напечатано такое письмо отца к нам: "Знаходжуся у нямецкiм палоне, даводзщца добра". Снизу был напечатан наш ответ ему: "Бацька, мацi, жонка, дзецi жывыя i зда- ровыя". Под всем этим стояла собственноручная подпись отца. Населенный пункт, из которого была отправлена открытка, на ней указан не был. Десятки раз мы перечитали эту открытку и поняли то, что отец наш жив, помнит о нас и даёт о себе знать. Это обрадовало нас. Но, с другой стороны, он ведь находится в немецком плену, и неизвестно, чем это кончится. Правда, он сообщал нам, что ему там хорошо, и это нас успокоило. Староста велел нам в нижней части открытки зачеркнуть слова "Бацька, мацi" и над ними написать слово "памерлi. После этого эту часть открытки он отрезал и забрал с собой, пообещав доставить её в Костюковичи для отправки отцу. Может быть, он получит её.
Через пару недель после этого к нам домой пришёл мужчина лет 40, представившийся Быковым Степаном, жителем деревни Забычанье. Он рассказал нам о том, как он вырвался из немецкого плена. Находился он в лагере для военнопленных в городе Бобруйске, лагерь размещается в чистом поле за городом. В нём находится несколько тысяч военнопленных. Этот лагерь по-существу является лагерем смерти. Каждый день там умирает несколько десятков военнопленных, трупы которых утром на подводах вывозят за пределы лагеря и хоронят в братской могиле. Военнопленные в нём находятся под открытым небом. Они голодные, оборванные, некоторые из них имеют ранения, многие болеют. Кормят их баландой из картофельных очисток, которой на всех не хватает. Люди в таких условиях буквально потеряли человеческий облик и готовы поедать друг друга. Лагерь обнесён колючей проволокой и охраняется немецкими солдатами с овчарками. Несколько групп военнопленных пыталось бежать из него, но их ловили, а некоторых беглецов после этого публично расстреливали. Находясь в лагере, Степан пришёл к выводу, что нужно во что бы то ни стало бежать из него, иначе отсюда живым не выйдешь. Он начал искать в лагере своих земляков, жителей Костюковичского района. Таких набралось 9 человек. Среди них оказался наш отец. Они начали тщательно готовиться к побегу. В одном подходящем месте они решили ночью сделать отверстие в ограде и выбраться через него из лагеря.
Намеченный побег они совершили, и немцы обнаружили это, однако Степана спасло то, что беглецы сразу же после того, как выбрались из лагеря, разбежались врассыпную в разные стороны. Немцы с овчарками не смогли их всех поймать. В попавшейся ему ближайшей деревне он переоделся в гражданскую одежду. Затем в течение полутора месяцев он пробирался к себе на родину и, наконец, благополучно достиг своей деревни. Он не знает, что сталось с остальными беглецами. Дома они пока что не появились. Выживет ли наш отец в тех условиях, в которых оказался, он не может сказать.
Рассказ Степана очень огорчил нас. Надежда на благополучный конец пленения нашего отца начала у нас таять. Но надежда ведь умирает последней. Она всё же не покидала нас.
В эту пору года у нас в деревне в разгаре был сенокос. Староста со своими добровольными помощниками разделил все колхозные луга, как когда-то поля, на полоски. Мать, Иван и я принялись за дело. Староста принёс из Костюкович с десяток кос, которые немцы безвозмездно передали крестьянам. Это были очень хорошие косы, косить ими было одно удовольствие. Они служили крестьянам ещё много лет. В деревне их так и называли: "немецкие". Одна из них, самая маленькая, досталась мне. Наш сосед, дядька Лукаш, отбил её. Очень быстро я научился косить и делал это с охотой, хотя работа эта была тяжёлой, особенно для подростка. Во время косьбы мы разрушили несколько шмелиных гнёзд, при этом я полакомился их вкусным мёдом. Ни с чем не сравним в эту пору был запах душистого сена, который сохранился в моей памяти на всю жизнь.
Свободное копирование
