В Назарово - 3

На фото первый класс Назаровской семилетней школы № 3. Сентябрь 1953 г.

 1953 год. Сестры кончили семилетку и поехали в Ачинск, поступать в техникумы. Наташу приняли на курсы медсестер на вечернее отделение. Рассказала родителям, что днем будет работать, вечером учиться. Отец ей: «Не надо нам твоя работа, будем учить». Потом, уже в преклонном возрасте, Наташа оценила эту родительскую заботу: ей одной отдавали ползарплаты отца, на четверых растягивали другую половину. Капа не поступила, пошла в восьмой класс.

 Была готова к школе и я. Отросли волосы, «р» старательно выговаривала, а главное – обновки. Купили ботинки очень светлые, почти белые: «Маркие, но других не было, береги», из-под полы приобрели на рынке туфли: «Гляди-ка ты, еще полчеловека, а уже какие расходы». Удручал меня перекошенный портфель. Его купили Капе, но в нем, совершенно новом, сломалась защелка и отец сделал задвижку. Капа от него отказалась, достался мне к моему неудовольствию. В школе быстро забываю про портфель. У многих детей сумки пошиты из ткани, а одеты мы – как кому повезло. Школьная форма – редкость. Моя новая подружка, у которой настоящая форма, приглашает меня к себе домой. У них красивая мебель, ковры, пианино – я такое видела только в кино. И еще легковая машина «Победа». Папа – начальник на железной дороге. К другой подружке бегаю в Нахаловку. Мне объяснили, что Нахаловкой улицу называют потому, что там приезжие люди поселились без разрешения, а на самом деле это улица Садовая. По одной стороне улицы стоят хорошие новые дома, в одном из таких домов живет моя подружка. По другой стороне – лачуги, трубы торчат чуть ли не из-под земли, говорят, что это землянки. К этой подружке я бегаю с разрешения родителей, отец знает ее родителей по совместной работе.

 Из-за обилия впечатлений и друзей домой из школы я возвращаюсь поздно. Мама меня ругает: «Не знаешь куда бежать, где тебя искать, ведь всякая беда может случиться». Она пугает меня рассказами о преступлениях, которые совершают амнистированные заключенные. И, наконец, это подействовало. Очередные новые подруги приглашают меня после уроков к себе. Мы идем по железнодорожному пути, по пустырям в какой-то дальний район с постройками, ненамного лучше, чем в Нахаловке. Назад я возвращалась по незнакомому, запутанному пути одна. Девочки вывели меня со двора и только махнули рукой в нужном направлении. Может, это было уже к вечеру или пасмурный день, но в сумерках я, вспомнив все мамины предупреждения, бежала домой в страхе. С этого дня бродяжничество мое закончилось.

 Что учиться буду хорошо, я решила давно, когда услышала, как уважительно говорят о соседском парне: очень умный, хорошо учился и поступил в институт в Красноярске. В школе мне нравиться, учительница – из небожителей. Правда, когда мы в воскресенье навестили ее дома, и она вышла к нам из стайки с подойником, статус ее в моих глазах понизился – обыкновенная тетя. Но все равно учительница – лучше всех! Даже когда бранит нас и наказывает. Организовалась группа любопытствующих, решили посмотреть, что бывает в классе, когда нас там нет. После звонка на урок, забрались на завалинку и заглядываем в окна, пытаясь увидеть, что там в классе. Учительница загоняет нас в класс, выставляет в рядок у стенки до конца урока. Мы наказаны, зато я знаю, что без нас урок идет, как и при нас. Немного обидно.

 Здание нашей семилетней школы небольшое, деревянное и очень старое, занятия идут в две смены. Классы с большими окнами светлые, а коридор – темный. На переменах нас, первоклашек, развлекают старшеклассники: играют, водят хороводы. Мы послушно ходим кругами и поем. Бывают конфликты – хулиганы-переростки задирают малышей. Нет никакого горячего питания и буфета. Подкармливаемся бутербродами, принесенными в газетной обертке из дома. В углу коридора стоит бачок из оцинкованного железа с прикрепленной к нему на цепочке алюминиевой кружкой. Из этой кружки мы и запиваем свои бутерброды. Зимой в школе холодно, иногда сидим в пальто, а в сильные морозы для малышей занятия отменяются.

 Наш луг со стрекочущими кузнечиками и ласковой травой-муравой, где мы проводим все теплое время года, зимой превращается в заснеженное поле, обдуваемое пронизывающими ветрами, опасное для детей. Утром в школу меня заводит Капа и идет дальше в свою десятилетку – новое большое кирпичное здание. В непогоду за мной приходит мама, очень меня укутывает и везет через это поле на саночках. Маме не нравятся назаровские ветра. «Нет здесь защиты – леса, одно голимое поле, вот и дуют», - объясняет она мне.

 Но и в суровые зимние дни мы не скучаем. Учебники нам выдавали в школе, букварей на всех не хватало, поэтому давали один на двоих учеников. Мне не досталось, и я бегаю к близнецам учиться. Их мама служит для нас отрицательным образцом, моя мама ее осуждает: «Здоровая молодая людина, дети голодные, а она по подругам шляется, нет чтобы какую животину завести, чтоб было чем супчик заправить». А нам нравится долгое отсутствие их мамы. Прыгаем по кроватям, бросаемся подушками, играем в жмурки – пыль столбом. Еще жарим пластики картошки на голой чугунной плите. На плите потеки, следы побелки и пятна ржавчины. Технология простая: поплевали на плиту, определили степень накала, разложили пластики, обжарили с обеих стороны и, обжигаясь, – сразу в рот, вместе с крупинками окалины и извести. При этом разудалом веселье братья не забывают подбегать к кухонному окну, проверять – не появилась ли вдали мама. Только засекли, тут же навели порядок. Мама открывает дверь, а дома – идиллия, дети за столом учат уроки.

 Родители говорят, что воспитывают нас строго. Приучают к труду, чтобы жизнь каторгой не казалась. Приучают к порядку и самостоятельности – это чтобы без тычка в спину знали, что нам надо, сами принимали решения о своей будущей жизни. Мой посильный труд пока – перематывание ниток с веретена в клубок. Очень надоедает, но я молчу и мотаю, иначе услышу от мамы множество примеров того, как тяжело живется лодырям. Как только я пошла в школу, стали выдавать деньги: «Чтобы научилась руководить деньгами и протягивать ножки по одежке».

 Первая моя самостоятельная покупка долго веселила родителей. Я с попутчиками отправилась в магазин за книгой. Выбрала «Сказку о коньке-горбунке», только одно смущало – темно-синяя обложка с невзрачным рисунком. Сомнения мои развеялись, когда старшие ребята в один голос осудили мой выбор: «Это же длинные стихи, неинтересно». И я покупаю книжку с картинкой на всю блестящую обложку: старик в шляпе, похожий на Максима Горького, от удивления роняет в воду удочку с яркой золотой рыбкой. Показываю родителям свое приобретение, они смеются. Не помню, что было написано на обложке, какое название, но это были советы рыболовам.