В Назарово - 1

8. В НАЗАРОВО

 По приезде семьи временно разместили в клубе предприятия. Было холодно, и я там в первый раз заболела. Это мама вспоминала при всяких моих последующих болезнях. Отец устроился на работу, подыскал и купил дом. За небольшой срок после войны родители сумели скопить некоторую сумму. До 1948 г. фронтовики имели некоторые льготы и получали ежемесячные выплаты за награды. Но накопленных денег было недостаточно, на предприятии дали ссуду.

 Купить-то купили, а вселиться в дом не могли, расположились временно в сенях. Уступили просьбам прежних хозяев, которые не успели подготовить себе другое жилье. Жила в доме семья геологов с двумя девочками, потесниться они не хотели. Грамотные, они объясняли родителям, что в маленьких помещениях из-за большого числа жильцов и антисанитарии их дети могут заболеть. Пока было тепло, родители терпели неудобства, к осени, когда ночи стали холодные, отец настойчиво им стал напоминать о своих правах, но они ему опять об антисанитарии. Тогда отец, сдвинул их мебель и установил в комнате свою кровать, сказав, что его дети тоже не щенки по холодным углам ютиться. Мама со мной и Капой перешла в дом. Это переселение вынудило геологов действовать энергичней, и они вскоре съехали в свое жилище. Воспитывали нас родители на положительных и отрицательных образцах. Эта семья служила отрицательным примером: «Образованные, а совести не много», «Деньги получали большие, а до получки всегда не хватало, занимали у нас и удивлялись, как мы на малую зарплату живем большой семьей», «Мужик хоть и инженер, а бестолковый: ни на работе, ни дома без жены – никуда».

 Этот дом я хорошо помню. Темные сени, далее прихожая, одновременно служащая столовой, тут же огромная печь и полки с кухонной утварью. За печкой мой уголок с лежанкой. В большой комнате кровати родителей и старших сестер. Перегородок нет, отделены кровати занавесками. Комнаты не перегораживали, чтобы тепло от печи дошло до самых дальних углов.

 Дом маленький, зато вокруг дома – простор. Находился он на ст. Ададым. В торце улицы возле реки Ададымки – водокачка, где готовили воду для заправки паровозов. Там жили несколько семей железнодорожников. С одной стороны улицы три-четыре частных дома, с другой – только наш. Вплотную к дому примыкала березовая рощица с остатками плетня. В роще вырыто неглубокое озерцо, там плескаются, пока не подрастут, гусята. Во дворе запущенный колодец, из него брали воду для скота. Нам детям строго-настрого было запрещено к нему подходить и заглядывать в него. Пугали: «А то затянет». Это разжигало любопытство, подходили, заглядывали и отскакивали, выдумывая всякие страшилки. Огромный огород, но родители разрабатывали только часть его. Необрабатываемая часть зарастала сорняками, рос и дурман. Родители наказывали не путать его с маком – отрава. Здесь мы верили на слово, не проверяли. Играли в зарослях в прятки. Однажды похоронили собачку и поставили крестик из проволоки. Привольной была детская жизнь на природе. Позже, когда я уже поднаторела в расчетах, удивлялась неразумности своих родителей – рядом пустует разработанная земля, а они ждут, когда отцу выделят семь соток целины где-то далеко, распахивают ее, посеют овес на зеленку, а чтобы вывезти ее, нанимают лошадь. Объяснили, что отцу, как рабочему на предприятии, положено 15 соток вместе с постройками. Остальную землю отдали другим рабочим, те посадили картошку года 2-3, да и бросили. Но нам все равно нельзя. Таков порядок. А к порядку были они приучены жестоким образом.

 Мне же жизнь видится радостной, солнечной. Летом целыми днями на речке. Маленькие, купаемся в грязном лягушатнике среди гусей и переходим в речку отмыть грязь. Однажды меня действительно затянуло, Капа выхватила и отправила домой. Мама на сообщение: «Я утонула», - поставила меня в угол и пообещала больше не пускать на речку. Угроза меня напугала, а вины я за собой не чувствовала, знала, что наказана, потому что неродная. Соседский дед подшучивал, а я воспринимала всерьез: «Трофейная, отец же тебя в окопе нашел».

 Я постоянно кручусь между взрослыми и старшими детьми, слушаю их разговоры, обдумываю их по-своему. Лужа с прогретой водой сплошь покрыта белыми бабочками. Красивый ковер. А старшие дети спорят, одни доказывают, что это капустницы и приносят вред, надо уничтожить, другие жалеют бабочек и не дают их загубить. Смотрю на красивых стрекоз и размышляю об их вредности, жалко, если вот эта, с синими бархатными крылышками – вредитель. Измазываемся илом, подсушиваем его и прыгаем в воду. Считается, что ил отмывает лучше мыла. Река в этом месте мелкая, с чистой, но холодной водой. В нее стекает вода из угольного карьера. Если попадешь в этот поток, ноги, руки, сводит судорога. Со мной случилась такая беда, вытащил на берег старший мальчик. Спасли, а мальчик в своей компании прослыл героем. Несколько раз слышала, как ему говорили: «Вон та пацанка, которую ты спас». Я же, уже наученная прошлым случаем в лягушатнике, родителям об этом не рассказала.

 Дружила я с мальчиками – близнецами, а верховодил нами их старший брат. Мероприятия, предлагаемые им, иногда были очень рискованные. Нашу компанию интересовал угольный карьер. Под его предводительством взбираемся на глиняную гору, идем к карьеру, по-пластунски подбираемся к краю и рассматриваем, что там внизу. Еще вертим головами, пытаемся увидеть корни куста боярышника, висячие в воздухе. Куст стоит на самом краю обрыва, и наш наставник уверяет, что видел его корни.

 Как-то сообщил нам, что на заброшенном железнодорожном пути стоит платформа, на которую можно забраться, но трудно устоять, потому что наклонена и очень горячая, накалилась от солнца. Бежим ватагой. Мальчишки босыми ногами пытаются удержаться на платформе, прыгают, как на раскаленной сковородке, сваливаются в траву. Мне же забраться на платформу не под силу, я и не пытаюсь, с ужасом понимаю, что убежала очень далеко, не спросив разрешения у мамы, и поражаюсь, что в этой дали так же красиво, как возле дома. Бегаю по поляне в разных направлениях, ухожу так далеко, что платформу из-за кустов не видать, а конца все нет. Наверное, правду говорят старшие, что мир бесконечен. Не укладывается в голове, хоть и убедилась сама только что.

 Глиняная гора занимала много места в наших детских забавах. Это был грунт, вывезенный с карьера и сложенный возле реки. Глина за годы стала плотной, тропинки, проложенные рабочими, утрамбовались, нам только и оставалось, что брать высоту. Мама стряпала сама хлеб, а мне хотелось магазинного, и я с близнецами ходила в разрезовский магазин. Продавщица спрашивала наши фамилии и выдавала нам по булке. Не знаю, дала бы или нет, если бы наши отцы не работали на угольном разрезе. Когда глина уже подмерзала, а мы без рукавиц и надо от холода прятать руки в рукава, бросали булки по склону, потом подбирали их и грызли корочки. И никаких мыслей об антисанитарии.

 Летом женщины ходили на пастбище на обеденную дойку. Мне очень нравились эти походы, и, как я заметила, маме – тоже. Мы переходили по мосту через Ададымку, шли по тропинке вдоль реки и глиняной горы, и перед нами открывалось раздолье – цветущее поле, поросшее редкими молодыми березками. Здесь мамы нас оставляли, сами шли в поодаль пасущееся стадо. Мы бегали по колку, радуясь всему: и цветам, и костянике с земляникой, и бабочкам – стрекозкам. Возвращались мамы, поили желающих теплым парным молоком, обменивались новостям, смеялись, радуясь своим детям. Эти встречи были отдушиной в их однообразной жизни домохозяек.

 Были среди этой череды радостных дней детства и печальные. Один из таких печальных дней врезался мне в память навсегда. Перешли мы через мост и видим на берегу гудящую толпу. На земле сидит женщина с детьми, к ней протягивают хлеб, кружки с молоком, стоит плач. Узнаем, что мужа этой женщины посадили как врага народа. Молодая мать с детьми некоторое время жила на имеющиеся припасы, а закончились – взять неоткуда, нет в семье кормильца. Дети голодные, у самой только и хватило сил дойти до реки. Маленького привязала перед собой, двух старших взяла за ручки и пошла в воду. Выхватили ее оттуда, когда через мгновение было бы уже поздно. Спрашиваю маму: «А чего ее жалеют, ведь муж у нее враг народа», и получаю ответ: «Может враг, а может и – нет. А хоть бы и враг, так дети-то все равно есть хотят». Ответ – урок для меня.

 В нашем маленьком доме всегда людно. Отец помогает жене осужденного брата Василия перебраться в Назарово, поселяет ее с детьми в пристройке. Девочку ее от первого мужа я не помню, она была намного старше меня, и были мы друг другу не интересны. А с двоюродным братом Володей очень дружила. Он и потом подолгу жил у нас на каникулах, когда их семья перешла в свой дом. Был Володя немного старше меня, уже учился. Читал, рассказывал мне разные истории, сказки. Могли и порезвиться на равных. Приезжает Валя с детьми и тоже поселяется в освободившуюся пристройку. Уехала от мужа, свекров. К Зине приехал жених, поженились, родилась дочка Наташа. Начали строить им дом через дорогу наискосок. Заболела Зина – туберкулез. Лечится дома.

 В этой круговерти Наташа остается у тети Кати, на каникулы приезжает к нам, иногда мама навещает ее в Худоеланске. Постоянные разговоры, переписка – я в курсе, что у меня есть еще одна сестра. Наконец, все утряслось. Семья Зины ушла в свой дом, к нашему дому сделали прируб, устроили там прихожую и кухню. На кухне пробурили скважину, прямо в доме качали воду. Мама не могла нарадоваться такому удобству.