Ubique semperque praestare - ЕСЛИ БЫТЬ, ТО БЫТЬ ПЕРВЫМ
На фото - Дмитрий Рототаев и Манфред Хельд
За более чем 35 летний опыт нашего знакомства я никогда не слышал от Рототаева Дмитрия Александровича этих слов. Ни на латыни, ни на русском. Но вся жизнь Дмитрия Александровича прошла под этим «чкаловским» девизом и соответствует лирическому герою Бориса Пастернака.
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.
Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.
Б. Пастернак
«Когда я иду по дороге и вижу человека, быстро идущего впереди меня, я максимально ускоряюсь, догоняю и обгоняю его. Затем вижу впереди нового торопящегося пешехода и снова догоняю и обгоняю его…», - не дословно, но по смыслу точно. Так говорил мне – молодому выпускнику - «бауманцу» 35 –летний начальник отдела динамической защиты ВНИИ Стали, Рототаев Дмитрий Александрович во время позднего и краткого, пятиминутного чаепития около кульманов с чертежами очередного варианта элемента динамической защиты, ближе к 8 часам вечера. Для понимания ситуации, официально рабочий день во ВНИИ Стали заканчивался в 17.12.
Это было в далеком 80-м году, накануне московской Олимпиады. До первой Ливанской войны, во время которой израильтяне впервые применили в боевых условиях американские танки М48 и М60, оснащенные комплексами «взрывной реактивной брони» ERA«BLAZER», оставалось еще два с лишним года. И мы, разработчики советской динамической защиты, в то время не слышали имен ни Манфреда Хельда (Manfred Held) , ни Мэйра Мэйзелиса (Meir Mayseless), разработчиков немецкой и израильской «взрывной реактивной брони». Только через 18 лет после этого вечернего чаепития во ВНИИ Стали между конструкторскими кульманами с чертежами элементов динамической защиты, на международном конгрессе по баллистике, проходившем в 1998 году в Южной Африке, была представлена совместная работа авторов (в алфавитном порядке) Held, Mayseless, Rototaev, посвященная «взрывной реактивной броне» - EXPLOSIVE REACTIVE ARMOUR (ERA). А еще ранее, за несколько лет до этого конгресса, во время визита во ВНИИ Стали, выдающийся немецкий ученый - баллистик Манфред Хельд, ознакомившись с «Совершенно секретными» отчетами по НИР, проведенным в СССР в 40-е…60-е годы, признал приоритет советских ученых в разработке «взрывной реактивной брони» - динамической защиты.
Мы же, советские разработчики динамической защиты, свои исследования проводили, опираясь на работы, выполненные задолго до этого, в конце 50-х, начале 70-х годов нашими отечественными учеными, основными из которых были Богдан Вячеславович Войцеховский, Александр Иванович Платов и целый ряд других. Первым в СССР защитил кандидатскую диссертацию по динамической защите Александр Иванович Платов. С 1978 года он работал начальником лаборатории в нашем отделе 32. Все мы, молодые сотрудники, как и начальник нашего отдела - Дмитрий Александрович с огромным уважением относились к Александру Ивановичу, нашему ветерану, и одному из тех, кто стоял у самых истоков исследований этого сложнейшего явления – сверхвысокоскоростного процесса взаимодействия кумулятивной струи противотанкового боеприпаса, атакующего танк, с устройством динамической защиты, установленным на танке. Кумулятивная струя движется со скоростью, превышающей первую космическую скорость, весь процесс по времени занимает несколько десятков микросекунд, и протекает при давлениях, при которых даже наипрочнейшая броневая сталь течет как вода…
Не вдаваясь в сложную, порою драматичную историю создания динамической защиты в СССР, укажем только, что после очередного закрытия этих исследований в 1973 году, новую жизнь в возобновление работ по этому, важнейшему оборонному направлению вдохнул именно 34 –летний Рототаев. Приказом Маресева Михаила Ивановича, директора «броневого института» - ВНИИ Стали в декабре 1978 года ему было поручено создать отдел 32 – отдел динамической защиты. Во вновь созданном отделе «взрывной брони», специалистов именно в этой «взрывной» области знаний кроме самого Рототаева и к.т.н. Платова практически не было. Поэтому молодой начальник нового отдела Рототаев, приступая к формированию коллектива своего отдела 32, с присущей ему энергией начал поиск специалистов в области физики взрыва.
Совершенно естественно, что он обратился на кафедру М4 «Газодинамических импульсных устройств» - Машиностроительного факультета МВТУ им. Н.Э.Баумана, которую в 1968 году он сам закончил. В то время выпускники этой кафедры высоко ценились, их не хватало даже для всех многочисленных НИИ и КБ профильного «боеприпасного» министерства – Минмаша. Квоты на молодых инженеров - боеприпасников распределяли заблаговременно. Поэтому для вновь созданного отдела 32 в непрофильном «броневом» НИИ, входящем в структуру другого министерства – Миноборонпрома, выпускников – боеприпасников в наличии не оказалось. Но «свежеиспеченному» начальнику отдела 32 повезло. Именно в эти годы в МВТУ решили опробовать практику так называемого «раннего распределения», когда студентов последнего (преддипломного) курса направляли для выполнения даже не дипломных, а еще только курсовых спецпроектов в отраслевые НИИ и КБ. Именно этих совсем «зеленых» специалистов в физике взрыва и приехал агитировать молодой начальник отдела «взрывной брони». Агитировать пойти работать не в «крутой» отраслевой «боеприпасный» НИИ, а в малоизвестный боеприпасникам, «броневой» ВНИИ Стали, расположенный в недавнем подмосковном захолустье – в Лианозово. Одним из тройки этих «зеленых» специалистов – боеприпасников был и автор этих строк.
Продолжая о приоритетах, нужно отметить, что первое в СССР авторское свидетельство на изобретение элемента динамической защиты (ЭДЗ) «Крест» получил именно Дмитрий Александрович Рототаев. К сожалению, описание этого авторского свидетельства, которому уже более 40 лет, как и описания к десяткам других советских авторских свидетельств и патентов по динамической защите до сих пор хранятся под грифом «секретно». Хотя существо изобретений давно опубликовано в общедоступных статьях, в интернете и всем известно…
И закипела взрывная работа в отделе «взрывной брони» под руководством «взрывного» начальника – Рототаева Дмитрия Александровича. Не все выдерживали такой напряженной работы. Кто-то уходил в другие – более «академические» и спокойные оборонные НИИ. И там рассказывал, что «в 32 отделе народ работает так, как будто Вторая мировая война еще не закончилась, а Третья мировая – уже началась». Состав отдела сформировался. Мы, «зеленые» «боеприпасники», будучи еще студентами – старшекурсниками, а затем – дипломниками МВТУ, а, по совместительству – уже техниками отдела 32, сразу попали на реальные полигонные испытания броневых узлов танков, оснащенных устройствами динамической защиты.
Новому отделу не хватало не только сотрудников, обладающих необходимыми знаниями и опытом. Не было даже помещений для организации новых рабочих мест. Поэтому мы, сотрудники отдела, под руководством Рототаева своими руками произвели ремонт и реставрацию брошенного полуразрушенного двухэтажного здания, т.е. по сути дела мы построили свой отдел в буквальном смысле этого слова.
В рамках десятков программ лабораторных и полигонных испытаний, путем подрыва разнообразных кумулятивных боеприпасов в статических условиях, обстрелом из противотанковых гранатометов и из 125-мм артиллерийских орудий, были выполнены сотни натурных экспериментов по оценке противокумулятивной стойкости основных броневых узлов танков, оснащенных устройствами динамической защиты на основе элемента динамической защиты (ЭДЗ) типа «Крест» и других вариантов конструкций ЭДЗ.
Запомнилось два эпизода из этой бурной деятельности.
Впервые на отдаленную площадку одного из подмосковных полигонов я приехал без домашних «харчей», наивно полагая, что обедать нас повезут в заводскую столовую, расположенную на расстоянии 18 км от этой площадки, на которой стреляли реальные пушки. Перед обедом мне в доходчивой форме объяснили, что не может государство расходовать бензин для автобуса на перевозку меня и других, проголодавшихся до столовой и обратно. Хотя, для сравнения: цена одного артиллерийского выстрела составляла несколько сотен рублей, и была сопоставима со стоимостью живой коровы. И наш директор – Маресев М.И., старый фронтовик и сибиряк, при каждом выстреле 125-мм артиллерийского орудия сокрушенно качал головой, и по – сибирски Окая, говорил: «Опять кОрОва пОлетела»… Так вот, я голодный и злой, сижу и глотаю слюну, вдали от жующей бутерброды полигонной команды. Мимо стремительно, как всегда пробегает Дмитрий Александрович, мгновенно оценивает ситуацию и говорит: «Королев, иди сюда». Вытаскивает из старенького, потертого портфеля промасленный, бумажный сверточек, разворачивает завернутый в газету «Правда» шмат сала, головку чеснока и краюху хлеба. Крохотным, изящным, сувенирным ножичком мгновенно превращает это сокровище в несколько аппетитных бутербродов с тонко порезанным салом и еще более тонко порезанными дольками чеснока, по-братски делит эти бутерброды на две равные части: «Ешь!». С тех пор прошло 35 лет, а я до сих пор люблю такие бутерброды…
На этой – же отдаленной площадке подмосковного полигона в том - же году произошел и еще один эпизод, запомнившийся на всю жизнь. Обстрелом 125-мм кумулятивными снарядами мы испытывали броневой макет «нос», имитирующий многослойную лобовую бронедеталь корпуса танка, оснащенную встроенными в нее объемными ЭДЗ типа «Крест». ЭДЗ размещались в стальных трубах, установленных внутри бронедетали и закрытых снаружи 100-мм броневой плитой. 18-я испытательная площадка – отдаленная. Пока мы – инженеры во главе с Дмитрием Александровичем добрались от Москвы до полигона, прошли проходную и внутри – полигонный автобус «доскрипел» нас до 18 –й площадки, времени прошло немало. Местная, полигонная команда испытателей, которые приехали на площадку часа на четыре раньше нас, времени зря не теряла и уже закончила снаряжение «носа», установив все ЭДЗ «Крест» внутрь труб. Внешне макет бронеузла со встроенной динамической защитой выглядел «как полагается». Мы, инженеры вместе с Дмитрием Александровичем внешним осмотром экспериментальной сборки остались довольны и дали «добро». Полигонная команда пошла готовить артиллерийское орудие к выстрелу, а мы, инженеры начали прятаться в капониры, сваренные из 16 – мм стальных броневых листов (ни один осколок не пробьет!!!), установленных на расстоянии около 50 м от испытываемого макета бронеузла. Полигонный капонир – это поставленный «на попа» открытый с одной, задней стороны и закрытый спереди, с боков и сверху стальной ящик, оснащенный перископом и смотровыми щелями, прикрытыми стеклянными противоосколочными триплексами. В одном капонире могло укрыться от осколков, разлетающихся при взрыве кумулятивного снаряда, от 3-х до 5 –ти человек, в зависимости от их комплекции и толщины надетых на них бушлатов, меховых курток и зимних пальто в холодное время года.
Дмитрий Александрович на правах начальника выбрал себе перископ, а мы – инженеры пристроились к побитым осколками триплексам смотровых щелей, через которые хорошо видны были только трещины от осколков, попавших в них ранее. Все широко открываем рты - так легче переносится действие воздушной ударной волны. Залихватская команда: «Ор-р-рудие!». Близкий, привычно – резкий хлопок орудийного выстрела, и необычно сильный, оглушительный, бьющий по барабанным перепонкам, грохот смешанного взрыва кумулятивного снаряда и сработавшей динамической защиты, свист пролетающих над головами осколков… Мгновенье тишины… И вдруг я вижу, как Дмитрий Александрович, наблюдающий все это в перископ, приседает… Затем два – три каких- то непривычных, негромких, но ощутимых «шлепка» по земле… Все мы стоим полуоглохшие, с широко открытыми ртами и ничего не понимаем…
Выходим из капонира и любуемся 100-мм броневой плитой, чудесным образом «выросшей из земли» метрах в 15…20 от нашего укрытия. Плита торчит, воткнувшись одним углом в землю. А на пути от испытываемого макета, вернее – от того, что от этого макета осталось, на земле несколько неглубоких ям, которые многотонная стальная махина оставила, ударяясь о землю и подскакивая. Как оставляет следы – «блинчики» на воде удачно брошенный плоский камешек, рикошетируя от водной поверхности.
Погрустневшие московские инженеры во главе с обескураженным Дмитрием Александровичем, вместе со «смущающимися» и «прячущими глаза» испытателями из местной полигонной команды начинают осматривать место катастрофы, пытаясь понять – что - же произошло? «Момент истины» наступает довольно-таки быстро. В сторонке, в аккуратно уложенных полигонной командой закрытых, деревянных зеленых ящиках, в которых с базисного склада взрывчатых материалов привезли ЭДЗ «Крест», обнаруживаются в большом количестве тщательно отфрезерованные круглые стальные пластины. Это – противодетонационные перегородки, которые перед экспериментом должны были быть установлены внутри труб бронеузла, отделяя ЭДЗ «Крест» друг от друга и предотвращая передачу детонации от одного ЭДЗ к другому. Для того, чтобы сдетонировало взрывчатое вещество (ВВ) только в одном, или двух ЭДЗ, через которые проходит кумулятивная струя взорвавшегося артиллерийского снаряда. Т.е. в общей сложности должно было взорваться - 200…250 г ВВ в двух ЭДЗ.
Но… Испытатели из полигонной команды проявили «русскую смекалку» и, пользуясь отсутствием контроля со стороны инженеров – москвичей, упростили себе жизнь и установили ЭДЗ без противодетонационных перегородок. Кумулятивная струя прошла через ЭДЗ, расположенные в двух трубах. В каждой трубе было установлено 12 ЭДЗ. Скорее всего, взорвались все 24 ЭДЗ в обеих трубах. Около 3 кг ВВ! Взрыв которых легко оторвал от испытываемого макета бронеузла многотонную стальную броневую плиту и метнул ее в сторону стрелявшего артиллерийского орудия и капонира, в котором прятались московские инженеры. Капонир надежно защищал от снарядных осколков весом примерно до килограмма… Многотонная стальная плита, если - бы она пролетела еще 15…20 метров и упала на капонир, прихлопнула – бы и сам капонир и всех нас - москвичей, укрывшихся в нем вместе с Рототаевым, как мух.
Подобные нештатные ситуации, разумеется, были крайне неприятными, но все - же единичными, нехарактерными случаями. Повседневная работа отдела динамической защиты и его начальника, Дмитрия Александровича состояла из бесконечного количества более рутинных событий. Генерация идей по новым схемам ЭДЗ, чертежи и расчеты, заявки на изобретения и научно-технические отчеты, лабораторные и полигонные испытания опытных образцов и бурные обсуждения на научно – технических совещаниях. Эмоции порой зашкаливали. Каждый инженер – исследователь горячо отстаивал свои идеи, свое видение путей решения сложнейших технических проблем. Не был исключением и я, активно продвигавший свои идеи и свои схемы ЭДЗ. Не все мои идеи Дмитрий Александрович поддерживал сразу, не со всеми предложениями, высказываемыми Рототаевым, я был согласен. Рототаев справедливо полагал, что будущая динамическая защита танков должна быть встроенной внутрь броневых узлов и поэтому основное внимание уделял объемным ЭДЗ типа «Крест». Я в то время занимался разработкой динамической защиты для различных легкобронированных и совсем небронированных боевых машин. И поэтому считал, что для таких слабобронированных машин более подходящим является не объемный, а более легкий, плоско - параллельный тип ЭДЗ. Мы спорили, порою эмоционально, защищая каждый свою точку зрения… Именно в таких спорах выкристаллизовываются и шлифуются идеи, так и рождаются новые сложные технические системы.
За три года с 1979 по 1982 в нашем отделе были исследованы и отработаны несколько альтернативных типов ЭДЗ, как объемных, так и плоско - параллельных. Была создана методика расчета, которая позволила нам оценить пространственно – временные и энергетические характеристики процесса взаимодействия кумулятивной струи с ЭДЗ. Проведены всесторонние лабораторные и полигонные исследования различных вариантов ЭДЗ, в том числе с применением методов математического планирования экспериментов и регрессионного анализа. На базе полученных регрессионных моделей была осуществлена инженерная оптимизация и выбраны рациональные параметры ЭДЗ. Началась проработка конструкции двух типов ЭДЗ и технологии их изготовления и снаряжения взрывчатыми веществами.
В июне 1982 года на Ближнем Востоке началась первая Ливанская война между Израилем и его ближневосточными соседями – Сирией, Ливаном и Палестиной. В конце июня по распоряжению директора ВНИИ Стали Михаила Ивановича Маресева, Дмитрий Александрович Рототаев с группой инженеров нашего отдела, в которую входил и я, в срочном порядке выехали в НИИ бронетанковой техники на подмосковной Кубинке. На одной из площадок этого НИИ стоял целехонький, покрашенный в песочный цвет, цвет пустыни израильский танк М48 с комплексом «взрывной реактивной брони» - ERA BLAZER. Партия американских танков М48 и М60 была передана Израилю из Германии. Израильтяне оснастили эти танки комплексами ERA BLAZER и применили в своей операции «Мир Галилее» на территории Ливана. Во время боев в районе Султан-Яакуб в ночь с 10 на 11 июня 1982 г. сирийцы сумели захватить несколько израильских танков абсолютно невредимыми. Израильские танкисты бросили свои боевые машины и убежали. Уже через несколько дней один из этих захваченных танков был доставлен в СССР и группа сотрудников ВНИИ Стали вместе с военнослужащими Главного бронетанкового управления МО СССР начали его исследовать.
Только после этого высшему военному руководству СССР стало понятно, что без динамической защиты невозможно обеспечить выживаемость танков на поле боя, при массовом применении огромного арсенала различных противотанковых кумулятивных и бронебойных подкалиберных снарядов. Высшим руководством страны было принято решение об оснащении основных существующих отечественных танков комплексами динамической защиты. Отдел 32 и ранее работающий в режиме «максимально приближенном к боевому», фактически перешел на работу «по графику военного времени». Практически без выходных и отпусков, по 10…12 часов в сутки.
В результате – всего за полгода, уже к январю 1983 года мною была окончательно оформлена конструкция унифицированного ЭДЗ 4С20, включающего в том числе и оригинальные противодетонационные перегородки, чтобы не допустить описанной выше неуправляемой передачи детонации от одного ЭДЗ к другому. На ЭДЗ 4С20 и контейнер для установки ЭДЗ на основные броневые узлы всех танков автором этих строк, вместе с Рототаевым и другими сотрудниками 32 отдела и специалистами смежных оборонных НИИ и КБ были оформлены заявки на изобретение и получены авторские свидетельства. В отличие от 20 типоразмеров израильских ЭДЗ комплекса «BLAZER», созданный нами отечественный ЭДЗ 4С20 унифицирован для всех существовавших в то время основных танков, он обладает меньшим удельным весом и существенно меньшей площадью ослабленных зон. Уже 14 января 1983 года был подписан Акт Государственной комиссии о принятии ОКР «Контакт-1». Мы начали технологическую подготовку к массовому производству ЭДЗ 4С20. И в 1985 году навесной комплекс динамической защиты танков «Контакт-1» с ЭДЗ 4С20 был принят на вооружение Советской Армии.
С принятием динамической защиты на вооружение, у нас, разработчиков отечественной динамической защиты, появилась возможность переоформить ранее полученные секретные авторские свидетельства, на общедоступные изобретения, и получить международные патенты. Я защитил кандидатскую диссертацию, Дмитрий Александрович – докторскую диссертацию. По рекомендации начальника отдела Рототаева приказом директора ВНИИ Стали я был назначен на должность начальника сектора конструирования ЭДЗ. Отдел динамической защиты стал ведущим отделом института, а начальник отдела Рототаев был назначен заместителем директора ВНИИ Стали по науке. Затем наступило время демократических преобразований и трудовые коллективы начали сами выбирать своих руководителей. Трудовой коллектив отдела 32 выбрал меня начальником отдела, а трудовой коллектив ВНИИ Стали на должность Генерального директора избрал Рототаева Дмитрия Александровича.
В результате выполненных нашим отделом НИОКР - «Контакт-2», «Контакт-3», «Контакт-4», «Контакт-5», «Реликт» и т.д., были отработаны конструкции линейки ЭДЗ 4С22, 4С23 и др. для защиты не только танков, обладающих мощной броневой защитой, но и легкобронированных и даже небронированных объектов военной техники от различных высокоскоростных средств поражения. Динамическая защита танков стала встроенной. Теперь это - неотъемлемая часть не только современных российских танков, но и боевых машин пехоты. Разработанная нами динамическая защита принята на вооружение многих зарубежных стран.
Первый начальник отдела динамической защиты Дмитрий Александрович Рототаев, который возглавил и организовал эти работы в СССР, стал лауреатом Государственной и Ленинской премии. Танки и другие объекты военной техники, оборудованные комплексами динамической защиты, спасли жизни десяткам и сотням наших солдат и офицеров, участвовавших с тех пор в различных военных конфликтах. Все современные российские танки, которые мы ежедневно видим на экранах ТВ, оснащены комплексами динамической защиты. Как навесными, так и встроенными.
В том – же 1985 году, когда мы оснастили отечественные танки комплексом «Контакт-1», началась «Перестройка», государственные оборонные заказы и исследования были практически остановлены. И после 1993 года наши с Дмитрием Александровичем пути разошлись. Я занялся мирным инновационным бизнесом. Рототаев ушел в АСК Система, затем возглавил московский научно-технический комитет. Мы несколько раз встречались, обсуждали возможности сотрудничества. После 70-летнего юбилея Дмитрия Александровича мы с ним решили взяться за написание книги о динамической защите. Но не успели…
Результаты работ, выполненных коллективом сотрудников отдела динамической защиты, созданным Дмитрием Александровичем Рототаевым, уже более тридцати лет укрепляют оборонную мощь нашей Родины и спасают жизни российским воинам.
