1957 год. Спутник

1957 год. Спутник

Теперь всем привычные слова «искусственный спутник земли» воспринимаются однозначно и понятно. Но в далёкие годы моего детства это сочетание слов будоражило воображение. И когда мы, пацаны, услышали эти слова, мы восхитились этим событием. И в ясные ночи смотрели в небо, надеясь разглядеть там таинственную мерцающую точку.

Событие произошло в октябре, когда в Азербайджане ещё достаточно тёплых дней, но небо уже не редко заволакивается облаками, изредка моросит мелкий и нудный дождичек. Поэтому среди мерцающих на небе звёзд найти одну, которая ещё и движется, у нас не получалось. Но мы не расстраивались. А вдохновлённые этим событием начали читать книги про «Полёт на Луну» Жюля Верна, на Марс «Аэлита» и вообще выискивали фантастику.

Но это случилось уже в конце года. А в начале его происходило не менее значимое для нас событие. Ранее я уже говорил об устройстве нашего военного городка.

Вдоль пяти больших кирпичных «офицерских» домов стоящих буквой «П», ограничивающих двор, шла окольцовывающая дорога, которая была хорошо наезженной грунтовкой. На территории дивизии дороги были асфальтированы. Поэтому мы с таким играми, как езда на самокатах и велосипедах, заезжали туда. Благо, в то время забор ещё не построили и нас оттуда не выгоняли.

И вдруг, когда весеннее солнце уже высушило грязь, во двор въехали: бульдозер, экскаватор, каток и два самосвала.

Бульдозер начал вгрызаться в полотно дороги, выравнивая её и создавая «корыто». Экскаватор грузил на самосвалы излишек земли, которую вывозили за пределы военного городка. А позже эти же самосвалы завезли гравий и насыпали его на дорогу кучами.

Когда эта работа была закончена, приехал грейдер, который за один день разровнял гравий по всей дороге, и каток начал равнять и утрамбовывать гравий. Но вдруг каток сломался… Три дня мы, мальчишки, с интересом смотрели, как два солдата, до того управлявшие этим катком, начали копаться в моторе катка, разбирали и собирали его карбюратор. С тех пор я запомнил это слово. Но собранный вновь мотор не запускался. На четвёртый день этот каток увезли, но привезли новый и быстро закончили работу.

Потом долго, вероятно неделю, каток стоял без дела. Сначала мы с любопытством исследовали его, но потом нам он надоел. Прошло ещё два дождливых дня, пока, наконец, самосвалы начали завозить асфальт. Горячая, сильно пахнущая масса влекла нас. Несколько солдат разбрасывали асфальтовую кучу по гравию. А вновь загудевший мотором каток начал утрамбовывать асфальт на дороге.

Асфальтирование продолжалось несколько дней. Но уже с первого дня, вечером, когда бригадир с солдатами завершили рабочий день и разошлись, а нас стало некому гонять с горячего асфальта, мы вышли на улицу. Каждый из нас нёс то, что у него было катающееся. Самокаты, велосипеды, тачки на подшипниках… А у кого такого не было, несли просто игрушки – автомобили, которые катали по ровному асфальту.

Теперешним детям не понять нашего счастья.

К тому времени я нашёл на свалке воинской части два подшипника и сделал себе самокат. Но у старших ребят в то время пошла мода на тачки, и я тоже мечтал о такой. Наконец, отец уступая моим просьбам, принёс мне два новых подшипника. И я сделал себе тачку, на которой, как и все пацаны, катался на отрезке дороги, где был небольшой уклон.

Летом, как всегда, мы поехали в Крым, к бабушке с дедушкой, где были все детские радости, игры, море необыкновенная атмосфера общения с родственниками отца.

А потом было возвращение в Кировабад. В сентябре я пошёл в школу и в том же месяце заболел скарлатиной. Не помню, чтобы у меня была температура, а может и была небольшая. Но весь мой живот покрылся сыпью.

Врач, которая осмотрела меня, заявила, что это скарлатина, болезнь заразная, и меня надо отвезти в больницу.

Я категорически не желал уезжать из дома, но вокруг жили дети, и меня надо было изолировать.

В больнице врач подтвердил, что это скарлатина и меня начали оформлять на лечение. Я очень не хотел оставаться среди незнакомых людей, но врач сказала, что таких больших как я, с мамами не кладут. Я был уже второклассником.

Меня хотели переодеть, но когда дело дошло до трусов, я начал орать, вырвался и спрятался под кроватью. И пока не позвали маму, меня не могли оттуда выманить.

Видя такое дело, врач сдался. Маму оставили в больнице со мной, но попросили её помогать следить за другими детьми.

Больница была городская. Там лежали дети со всего города. Наша палата была большая. В ней лежало шесть детей и двое взрослых. Моя мама и одна бабушка – азербайджанка. Не все дети говорили на двух языках. Был один маленький мальчик, который даже на азербайджанском ещё мало что говорил. Помню, что на все вопросы он отвечал «савых» - завтра.

А бабушка азербайджанка рассказывала нам детям азербайджанские сказки. Она рассказывала на русском и азербайджанском языках. Иногда доставала толстую книгу сказок и читала. И она читала на азербайджанском, а потом переводила на русский язык. Сказки были удивительно захватывающие воображение. Позже я пытался брать в библиотеке азербайджанские сказки, но они были совсем не интересные.

Теперь я могу предположить, что это могли быть индийские или персидские сказки, изданные на азербайджанском.

После скарлатины я стал терять зрение. Я сидел на первой или второй парте, но всё равно написанное на доске расплывалось. И вскоре мне приписали очки. Сначала я носил их в футляре и пользовался только на уроках. Но когда зрение стало -2, я решил носить их постоянно, чтобы не таскать в руках футляр, мешающий моим играм с ребятами во дворе. Сначала меня дразнили очкариком, но потом привыкли и отстали.

Так завершился этот год.