Пионерская зорька

Пионерская зорька

 «Как повяжешь галстук,

 береги его,

 он ведь с красным знаменем

 цвета одного…»

 В третьем классе школьников начали поэтапно принимать в пионеры. Их согласия (или несогласия) никто не спрашивал, их желание (или нежелание) никого не интересовало. Просто учительница объявляла, что на днях состоится приём в пионеры таких-то учеников нашего класса, и зачитывала очередной список. Приём обычно приурочивался к какой-либо праздничной дате, например к 7 ноября или к дню рождения Сталина. (Интересная деталь: оставшихся «непионеров» не допускали на процедуру приёма в пионеры их счастливых одноклассников. Таинство должно было оставаться таинством…)

 Первыми, естественно, в пионеры принимали отличников и любимчиков.

 Я к таковым не относился, да и поведение у меня хромало. (Так говорила наша учительница). Мой дневник буквально пестрел замечаниями, которые учительница вписывала туда красными чернилами. Даже места внизу страниц дневника для бесконечных замечаний не хватало, поэтому учительница использовала верхние и даже боковые поля. Её каллиграфическим почерком метались красные молнии типа:

 «Сорвал урок пения!»,

 «Плохо, безобразно вёл себя на уроке физкультуры!»,

 «Бегал, прыгал и шумел во время перемены, мешая другим детям отдыхать!»,

 «Во время урока не прекратил стрельбу из резинки даже после замечания учителя!»… И т.д., и т.п.

 Венцом этих творений считаю следующий перл учительской фантазии:

 «Избил мальчика так, что тот истекал кровью!!!»

 (…Видно этой самой кровью сочились чернила нашей учительницы Мары Герасимовны… С каким гневом она вещала классу про еврейских врачей-убийц, выражая надежду, что их расстреляют всех до одного…)

 Я запомнил и привёл тут эти замечания буквально дословно, т.к. этот дневник, где каждая страница была в красном орнаменте замечаний, моя мама хранила лет тридцать. Иногда (на мой день рождения) она вынимала его из загашника и читала вслух вышеизложенные опусы.

 Не для оправдания, а ради понимания замечу, что нарисованный красными чернилами образ девятилетнего хулигана совершенно не соответствовал действительности. И не стрелял я, а отстреливался, когда в меня подло стреляли сзади… И ударил я того мальчишку всего один раз, защищая свои честь и достоинство. И вообще я был самым обычным мальчишкой…

 Но «пионеризация» класса должна была быть стопроцентной, и в пионеры меня всё-таки приняли. Конечно же, одним из последних. Это произошло в апреле 1953 года в день рождения Ленина (а может в очередную годовщину пионерской организации).

 В школьном актовом зале наша группа хором, вслед за пионервожатой, повторяла слова торжественного обещания:

«Я, юный пионер Советского союза, торжественно клянусь быть верным делу Ленина-Сталина…» и т.д., и т.п.

После чего под барабанную дробь нам повязали красные галстуки. Конечно же, гордость и радость переполняла нас. Ура! Теперь мы так же как все будем пионерами, будем ходить в красных галстуках!

 Через день, после уроков ребята затеяли какую-то шумную игру в ближайшем от школы проходном дворе. Какая-то дама, недовольная этой вознёй, завопила конкретно на меня: «Как не стыдно! А ещё пионер!!!»

 После чего я снял свой галстук и стал прятать его в карман. А тут как тут идёт наша учительница. Увидела, что я снял галстук, и зашипела на меня: «Только-только приняли в пионеры, а ты уже прячешь свой галстук в карман! Ты и при немцах испугался бы и спрятал свой галстук! Ты не достоин красного галстука!»

И ушла, испортив всем настроение.

 На другой день прямо с утра учительница отчитала меня перед всем классом и ещё раз выразила сильное сомнение, достоин ли я носить красный галстук, который «с красным знаменем цвета одного»

 А с третьего урока меня вдруг вызывают к директору. От подобного вызова никто ничего хорошего не ждал, а я тем более. Ну, думаю, снятый галстук сейчас припомнят и выгонят из пионеров…

Стучусь в кабинет директора, вхожу с дрожью в коленках. В кабинете кроме директора дяденька и тётенька. Оба ласково улыбаются, приглашают сесть и просят вслух прочесть какой-то текст. Потом говорят, что моя дикция их устраивает, и поэтому они приглашают меня принять участие в очередном выпуске «Пионерской зорьки», той самой, что своими фанфарами начинает каждое детское пионерское утро.

 Постепенно понял, чего от меня хотят. Я должен выступить по радио с кратким рассказом, как я всю жизнь мечтал стать пионером, и как эта мечта только что сбылась. Примерный текст моего выступления был уже готов и тут же ещё раз мною прочитан вслух. Дяде и тёте «мои мысли о пионерах» понравились. Они даже попросили меня добавить какие-либо собственные слова о чувствах, которые волнуют меня после недавнего приёма в пионеры.

«Ты дома обдумай, что ты хотел бы добавить в своё выступление. Мы ждём тебя завтра к девяти утра у входа «Дома радио» . Там текст подредактируют и ты прочтёшь его перед микрофоном».

 Я конечно согласился.

 До сих пор не понимаю, почему меня выбрали для «Пионерской зорьки»? Могу только строить догадки. (Видимо нашу учительницу не спросили, а выбирали кандидатов по каким-то другим признакам).

 «Дом радио», который ещё называли «Домом звукозаписи», находится на улице Качалова (ныне Малая Никитская) в пяти минутах ходьбы от нашего дома.

 Весь вечер я составлял свои добавки к казённому тексту. Коротко никак не получалось. А мне очень хотелось рассказать про несправедливость учительницы по отношению к юному пионеру, и объяснить всем, почему я снял только что полученный галстук. Клялся, что никогда не снял бы красный галстук даже перед угрозой фашистов, в чём обвинила меня учительница…. Одним словом что-то в этом роде подготовил.

 Рано утром я был уже у дверей «Дома радио». Там уже стояли женщина с красивой девочкой, одетой в парадную пионерскую форму. Девочка была моего возраста, и я как-то сразу подумал, что она из соседней женской школы №100, и что её тоже позвали в «Пионерскую зорьку». И действительно, к нам вышла вчерашняя тётя и проводила нас с девочкой в студию. Огромное помещение было погружено в полумрак, и только на столе горела настольная лампа. Ласковая тётя быстро прочла мои домашние заготовки, рассмеялась и сказала, что это слишком длинно, а в эфире время рассчитано по секундам. Потом вышла в другую комнату. «Наверное, она согласовывает мои дополнения», подумал я. Тётенька быстро вернулась, села рядом, положила передо мной текст, придвинула ко мне микрофон и сказала:

 «Не волнуйся и как только я тебе кивну начинай читать вслух, так же выразительно, как вчера». Затем она щёлкнула выключателем и кивнула мне.

 На одном дыхании я прочитал текст, в котором не было ни слова из того, что я так мучительно сочинял вчера вечером.

«Наверное, тётенька перепутала бумаги» - подумал я. Наступила тишина, тётенька почему-то мешкала и не отключала микрофон. Я решил, что у меня есть ещё несколько секунд эфира и почти крикнул в микрофон, что я скорее б умер, чем снял бы красный галстук, испугавшись немцев!

Тётенька оглянулась на меня и опять рассмеялась. Потом щёлкнула выключателем.

 Из глубины полутёмного зала появился вчерашний дяденька. Они с тётенькой посовещались. «Будем перезаписывать?» – спросила она.

«Нет, очень прилично записалось…*, - ответил он.

 «А концовку отрежем, конечно?» - спросила она.

«Знаешь, очень непосредственно, нестандартно получилось… Там посмотрим…» - ответил он.

Потом, обратился ко мне: «Спасибо, молодец! С первого раза прочитал. Другие по пять-шесть раз читают и сбиваются… Если хочешь, можешь посидеть тут и послушать, сейчас будем Иру записывать».

 К столу подозвали ту красивую девочку, с которой мы встретились у дверей. Она по бумажке прочитала текст, очень похожий на мой…

 Нас ещё раз поблагодарили и сказали, что в ближайшем выпуске «Пионерской зорьки» мы сможем услышать себя. (Кстати, лишь тогда я познакомился с понятием «звукозапись». До этого я думал, что буду читать прямо в эфир…)

 По каким-то, забытым уже причинам, мне так и не пришлось услышать себя по радио. Я так и не узнал, отрезали мой выкрик или нет. Однако уже через несколько дней учительница (ссылаясь на «Пионерскую зорьку») перед всем классом похвалила меня, как образцового юного пионера, которым может гордиться наша мужская средняя школа №110.

 Эпилог.

 Прошло много лет. (На самом деле совсем немного – всего-то лет шестнадцать). Конец шестидесятых.

 Я, молодой инженер, уже два года работаю у Туполева… Рядом со мной работает моя ровесница, красивая молодая женщина, выпускница МАИ. Зовут её Ирина. Как-то разговорились с ней и шаг за шагом выяснилось, что в детстве мы жили рядом на улице Качалова, что учились рядом (я в 110-й мужской, а она в 100-й женской). Вспоминая нашу улицу, вспомнили и «Дом звукозаписи»… И тут Ира говорит, что её водили в детстве в этот дом для участия в «Пионерской зорьке». И с юмором рассказала, как какой-то мальчик, читавший текст перед ней, сбился с текста и орал в микрофон, что скорее умрёт, чем снимет красный галстук…

 Комментарии излишни…