У БАУЭРА
(зажиточного крестьянина)
Во дворе биржи труда мы толпились больше полдня. Сюда заезжали немецкие крестьяне на колясках, запряжённых лошадьми. Немало пришло и городских немцев. Все переговаривались между собой, осматривали нас. В нашей группе находились три девушки, ехавшие в одном вагоне и двое мужчин. Наконец, нас построили в один ряд. Двое немецких чинов (гражданских) обошли нас, подсчитали и тогда позволили пришедшим и приехавшим немцам подойти к нам. Немцы были разные: высокие, низкие, солидные и тощие, старые и пожилые (молодых не было). Было немало женщин. Они ходили вокруг нас, осматривали, щупали мышцы, даже велели открывать рот. Я старался прислушиваться к их разговорам, но мало понимал. Одно ясно понял, что они выбирают для себя работников и работниц. Наконец, взял меня за руку старый солидный брюхатый немец и повёл к столу, который был установлен во дворе. За ним сидел какой-то немец, наверное, один из руководителей биржи. Мы подошли к столу. Мой будущий хозяин стал говорить ему что-то. Тот взял мой документ, записал к себе в книгу и после отдал хозяину. Хозяин отсчитал меня за руку и повёл к коляске, запряженной одной лошадью. Он отвязал лошадь, велел мне сесть в коляску, сам сел, ворота были открыты, и мы выехали на улицу. Ехали по улицам городка. Хозяин молчал. А я внимательно рассматривал улицы , дома. У домов были крыши острые, покрытые красной черепицей. Дома невысокие, но многоэтажные, даже под самой крышей были окна. Размеры окон разные. Дома и скотные стайни – всё было под одной крышей. С улицы можно в одни двери попасть в дом, в другие двери – в стайню. Высоких зданий не было видно, наверное, это был небольшой городок.
И вот мы едем, хозяин, который меня купил, и я – его раб. Уже проехали часть города. Людей на улице совсем не много, как будто в каком-то селе. Ехали не спеша. Хозяин спросил:
- Kenst du Deutsch? (знаешь по-немецки)
Я понял его и ответил:
- Немного знаю, больше понимаю, чем говорю.
-Das ist gut. (это хорошо)
Когда выехали из города, поехали по сельской дороге, очевидно в деревню. Эта дорога была асфальтированной. Снега не было. По обе стороны от дороги канавы чисто убранные. За канавами по обе стороны фруктовые деревья. Хоть шёл зимний месяц, здесь было, как весной. Наверное мы далеко на юге. Всё здесь не так, как у нас. Проехали одно село Bichtlingen, а за ним виднелось второе, наверное, до него километра два или три. Перед въездом в другое село, справа на обочине столбик, а на нём аккуратная дощечка, закрашенная в желтый цвет., а чёрными буквами написано: Wackersofen. Около первого дома свернули направо во двор.
-Das ist mein Haus (это мой дом),- сказал хозяин.
Он распряг лошадь, повёл её в стайню. Затем он возвратился и спросил:
-Где твои вещи?
Я сказал, что их у меня нет, а какие были, то променял на еду. Я думал, что он сейчас заведёт в дом, представит своей семье и накормит. Я уже сильно хотел кушать. Да и он видел, что я тощий, а спросить- хочу ли я есть, не спросил. Он сказал:
- Идём со мной.
Но повёл не в дом, а в коровник, там же была и конюшня. Ввёл меня в просторное каменное помещение, поштукатуренное и побеленное, его называли –Stal (коровник). Там стояло две лошади и не меньше десятка два коров с тёлками. Коровы и лошади привязаны на цепях, перед ними бетонные длинные корыта, в которые накладывают корм, а после наливают воду для питья. Некоторые коровы стояли, другие лежали на посланной под ними соломе. Хозяин взял железные вилы и стал показывать, как убирать навоз из-под коров и лошадей, и куда его сбрасывать.
- Ну вот, давай делай. – А сам ушёл.
Здесь прямо из стайни есть двери в дом, через которые он и ушёл. Работать мне было трудно, очень хотелось есть, но я всё же медленно делал работу. Вычистил весь навоз, выбросил его на навозную кучу. Через некоторое время в стайню вошёл хозяин. Он увидел, что навоз был убран и выброшен туда, куда он велел. Он ещё придирчиво осмотрел всё. Потом подошёл к полке, взял оттуда волосяную щётку и железный скребок для чистки коров и лошадей. Подошёл к корове, у которой бок был грязный, и показал, как чистить корову: сначала скребком, если есть кал, а потом уже щёткой.
- А теперь ты делай.
Я не вытерпел и сказал ему:
- Я есть хочу.
-Iawol (конечно), - ответил он. _ Но сначала надо заработать еду.- И сам ушёл.
Проработал я ещё около часа. Уже терпение моё пришло к концу: что это за человек. Накормил бы раньше, а тогда и требовал работу. Откуда же я могу столько энергии взять. Я был на пределе взрыва. Думал уже бросить этот скребок и щётку и идти обратно на биржу труда просить устроить к другому хозяину. Вижу, дверь открылась, появился хозяин. Он крикнул:
-Komm rum essen! (Иди кушать).
Я положил на место скребок и щётку и стал подходить к дверям. Хозяин выглянул из-за дверей и сказал:
- Hende wacshen hier ( руки мыть тут), - он показал. В стайне был кран водопровода, и висело старенькое полотенце.
Я вымыл руки, вытер и открыл дверь. Вошёл в коридор. Слева выход на улицу, прямо дверь – в комнату хозяина, справа – дверь на кухню. Кухня просторная. Перед входом круглый стол с пятью стульями: точнее четыре стула и одна табуретка (для меня). Из кухни одна дверь в кладовую и спальню, другая дверь на улицу ( во двор). Когда я вошёл, в кухне за столом сидело три человека: хозяйка дома, полная немкеня около шестидесяти лет, старик маленький тощий лет 70-80, родственник хозяина и девушка – немка лет восемнадцати с широким круглым лицом и очень редкими зубами. Щёки у неё были красные, сама тучная, ниже среднего роста, волосы рыжие, не красивая. Звали её Хильдигард. Она одна встала, приветствуя меня, но хозяин резко осадил её, что-то пробормотав, и она быстро села. Хозяин ознакомил меня с присутствующими. А им сказал, что меня следует называть Хансом, и что я русский. Хильдигард быстро спросила:
- Вы русский солдат?
- Нет, я не солдат.
Хозяин сердито посмотрел на девушку, та замкнулась, а он сказал:
- Вот эта табуретка – твоё сидение, ты тут всегда должен сидеть при принятии пищи.
-Приучайся к нашему порядку и не нарушай его. Кушать сам ничего не бери, а жди, когда и что тебе дадут. – Он говорил, не торопясь, и я его понимал.
Сам хозяин был такого же роста, как я, только очень толстый с большим животом. Лицо одутловатое, сам сутулый, волосы седые. Хозяйка спокойная: больше слушала, чем говорила. Хозяин был строгий, все в доме его боялись. Вот он сел к столу, отрезал от большой белой булки пять ломтей хлеба, сам раздал всем. Они взяли хлеб и стали на него намазывать коровье масло, для меня же намазывал сам хозяин и так мало, что почти не заметно, затем подал мне. Хозяйка поставила каждому тарелку, затем налила суп без мяса с картошкой и свеклой. Суп жидковатый, но вкусный. Я быстро съел суп и хлеб. Дали ещё салат – просто, как трава, не вкусный. Хотелось ещё кушать, но больше ничего не давали. Большая буханка хлеба лежала около хозяина, но нарезанного хлеба не было. Хозяйка принесла кувшин с чем-то. Хозяин налил из него желтоватую жидкость в бокал и сказал:
- Ist muscht (это - яблочное вино). Пей Ганс и иди работать. Знаешь, сейчас война, и с питанием плохо, но ничего не поделаешь. Иди в Stal. Я быстро выпил и ушёл к коровам, а они все остались за столом. В голове у меня закружилось, но не надолго. Хотелось кушать. Взял щётку и скребок и продолжил указанную работу.
Хозяин ещё за столом сказал, что мы кушаем в восемь утра, в одиннадцать, в два часа дня и в пять вечера. И должны всегда приходить без опозданий, но на кухню заходить, когда позовут. Через пятнадцать – двадцать минут пришли в стайню Хилдигард и старик. Старик пошёл к лошадям и начал их чистить, а девушка стала чистить коров, как и я. Она работала, но говорила больше. Я подумал:
-Трещётка.
Она что-то говорила старику и часто смеялась. Я не успевал следить за её речью. Затем она начала расспрашивать меня. Многое я понимал, но не всё. Что мог – отвечал, а если замедлюсь, она опять спрашивает. Её интересовало многое: кто я, откуда родом, кто есть из родных, что за страна Россия, что такое Сибирь. Дед посмотрит на неё, а потом на меня и качает головой. А она, ели не спрашивает, то поёт или смеётся, и так смеётся, что просто громко хохочет, как помешанная. Я подумал, что она, наверное, не совсем в своём уме. Я уже перестал ей отвечать, и вообще её слушать, а думал о своём. Хотелось ещё кушать. Неужели они всё время будут так давать есть, у меня ведь сил не хватит работать. Когда всех животных почистили, начали отбрасывать навоз из стайни на навозную кучу. Затем старик повёл меня к быкам, их было два - здоровые, породистые, тоже привязаны на цепь. Он ушёл, а я остался чистить их. После чистки старик повёл меня на сеновал, чтобы сбросить сено. Потом его перетаскивали, раздавали животным и всё не спеша, но не останавливались для разговора или отдыха. Подошло время доить коров. Этим занималась хозяйка и Хильдигард. Молоко сливали в бидоны и выставляли на улицу перед домом. Каждое утро небольшая машина забирала бидоны и увозила, а вечером привозила их обратно, но в них был обрат. Обратом поили телят и поросят. Бидоны на улицу и обратно в дом таскал я или помогала Хильдигард. Один раз в неделю на привезённом с маслозавода бидонах был кусок масла и это происходило систематически. Иногда если бидоны не успею или забуду принести в дом, то они стоят перед домом на тротуаре всю ночь, и кусок масла там. Люди проходят мимо, но никто его не задевает. Я был этим удивлён, думая, а если бы у нас так делали? Да, удивительный у них порядок.
Вечером, после ужина и после окончания работы, хозяйка повела меня на второй этаж. Ход из коридора. Открыла дверь и мы вошли. Комната размером 2,5х3,0, деревянная кровать, шкаф, один стул. Койка застлана. Печки не было. Холодно, как на улице.
- Вот здесь, Ханс, ты будешь спать.
Показала туалет, затем показала, где ноги мыть или помыться и ушла. На койке две перины и подушка. Одеяла и простыней не было. Выходит, нужно на перину лечь и периной укрыться. Да, чудеса, да и только. В шкафу было полотенце, мыло. Я всё проделал и лёг в постель. Сильно замёрз. Через несколько минут я согрелся, и всю ночь было тепло спать. Эта ночь была первой спокойной ночью после длинного мытарства по дорогам войны.