Но вот случилось несчастье. Весной 1927г. дедушка заболел (первый раз в жизни). Болезнь была непродолжительная, но очень уж мучительная. Дедушка лежал на полатях, сильно стонал и всё просил, чтобы его пристрелили. Через три дня он скончался. Он прожил 78 лет, всегда был здоровый и крепкий, имел белые зубы, никогда не жаловался на зубную боль и не обращался к докторам.
В этом же году в нашем селе произошло стихийное бедствие. Весной было половодье, всё село затопила вода. Вода прибывала медленно, поэтому люди успели весь скот угнать на возвышенное место, а оно у нас было в бору за 15-20 километров. Часть людей была со скотом, остальные дома. Я хорошо помню, как ездил с сестрой Олей в лодке по селу. Ездили в лавку (маленький частный магазинчик). По улице села ходили катера. Вода стояла около двух недель. У нашего дома внизу в фундаменте были маленькие оконца – отдушины. Зимой их закрывали, а весной открывали. Вот через них рыба заплывала в подполье. Я, открыв крышку подполья, сидя на полу, удочкой ловил рыбу. Ловились в основном чебаки, ерши, окуни, и это очень вкусная рыба.
Чебаки жарили в своём жиру (они были очень жирными), а ерши и окуни годились для ухи. Просидев одну неделю наводнения дома, меня переправили на вторую неделю в бор к скоту. Там было много народа. Люди жили в шалашах. Днём пасли скот, а на ночь загоняли в специальное общее огороженное место, и всю ночь мужчины с ружьями охраняли его и лагерь. Почти каждую ночь к лагерю подбирались волки. Приходили медведи, но редко. Медведи боятся выстрелов и убегают, а вот волки отбегут недалеко и всю ночь воют. Становится жутко от этих звуков. Ребятишки нижней половины села группировались около меня, так как я имел наган (игрушечный пугач). Отец его привёз из Тюмени с большим количеством зарядов (пробок). Он стрелял пробками очень громко, как настоящий наган. Поэтому нам в лесу с наганом было не страшно охранять скот или ходить по ягоды.
Мой отец часто заболевал, часто и сильно кашлял. Как-то я услышал, как он рассказывал о том, откуда у него появился кашель:
- Глубокой осенью мы плыли из Омска в Тобольск. Пароход, на котором я служил, - рассказывал отец,- получил пробоину в корпусе, в подводной части. Вода хлынула внутрь парохода. Надо было срочно спасать судно. Командир приказал подтянуть под корпус брезент, но никто не хотел лезть в ледяную воду. Судно уже начало крениться, и отец решился. С ним полез ещё один моряк. Они провозились под водой порядочно времени, но протянули под пароход брезент и тем спасли судно. Из воды их вытаскивали, так как сами они уже не могли вылезти, они посинели. Их спасали, оттирали и поили водкой. После этого их подменяли в работе. Врачей тогда на пароходе не было, и оба они заболели. Их после отправили в городскую больницу. Они пролежали больше месяца в больнице, после которой их комиссовали.
Летом, когда уже не учились, и после наводнения мать отсылала меня к зажиточным крестьянам пасти скот. Каждый день я выгонял скот рано утром на луг за село и пас до самого вечера. Платили 15 копеек в день.
Но вот я узнал, что в селе появилась какая то заготконтора, которая принимала за деньги шкурки грызунов: хомяков, сусликов, крыс. За день можно было заработать больше пятнадцати копеек. Я отпросился у родителей идти ловить грызунов. Меня отпустили. Я убедил соседа Ваню Козлова идти со мной ловить грызунов. Он согласился, и мы пошли. Взяли с собой два железных ведра, два наострённых ножа и две палки. В то время грызуны в Западной Сибири приносили большой вред посевам, и с ними началась борьба.
Мы наполнили ведра водой из ручья, и пошли на соседнее поле, где уже хлеб был убран. Мы находили в земле дырку, один лил воду в неё, а другой с поднятой палкой наблюдал. Хомяк выскакивал не из этой норы, а из другой, недалеко от первой, и мы его убивали, сразу же и обдирали. Затем продолжали поиск дальше. За день мы налавливали полтора – два десятка грызунов. Шкурки сушили на перильцах, а затем сдавали. С тех пор мы всегда ходили с конфетами , пряниками и изюмом. Угощали всех знакомых. Мы были бесконечно рады, не нужно было выпрашивать деньги у родителей. Наоборот, уже мы приносили родителям разные сладости.
Однажды при ловле грызунов произошёл случай. Подошла моя очередь лить воду в нору. Ваня стоял с палкой и наблюдал. Вдруг недалеко от нас из норы выскочила большая пятнистая (рыже-белая) крыса. Ваня ударил, но попал не туда, куда надо. Крыса завизжала и сделала стойку, оскалив зубы.
- Смотри, смотри,- закричал Ваня.
Я подбежал, но крыса опять вскочила в нору, но в другую, а она была узкая для неё. Я закричал:
- Берём её руками!
Кинув палки, на коленях, ухватились за крысу, я за задние ноги, а он за хвост, и начали её вытаскивать. А она упирается и визжит. Как только вытащили из норы, она изогнулась, укусив одного, а потом другого. Ваня выпустил хвост, из его руки капала кровь. А я её начал сильно трясти, чтобы она не подняла голову, и не смогла ещё раз укусить меня. Хоть Ваня на год был меня старше, но он слушался меня.
- Ваня, раз она нас покусала, убивать её не будем, а снимем шкуру с живой.
- Согласен! – закричал Ваня.
Я уже быстро научился обдирать грызунов. Ваня держал крысу, а я её ободрал. Когда шкура была снята, Ваня кинул крысу на землю. Она стремглав кинулась в другую нору. Мы её больше не видели. Мы поспешили домой. Там нам сестра Оля сделала перевязку ран.
Однажды на улице я нашёл трубку без мундштука и обрадовался:
- Вот накурюсь.
Я тайно от родителей с товарищами покуривал, только не табак, а мох, который мы наколупывали между брёвен домов. А тут такое счастье привалило. Я нашёл дедушкин табак – самосад и набил им трубку, а набивал одними размельчёнными листьями. Я не знал, что в листьях находится самая крепость. Настоящие курцы листья перемешивают с размельчёнными стеблями табака. Каждый вечер я ездил поить лошадь. Дорогой я поджёг трубку и стал курить. Кашлял, слёзы выступали, а я всё курил, затягиваясь, как взрослые. Подъезжая к реке, почувствовал головокружение. Противоположный берег реки стал раскачиваться. Лошадь пила воду, а я ухватился за её гриву, стараясь не свалиться. Когда лошадь шла назад, я увидел, что село колеблется. Оно так раскачивалось, что я уже обеими руками ухватился за гриву, выпустив управление лошадью. При въезде в ворота нужно было пригнуться, а я уже не чувствовал себя и был сброшен с лошади. Дальше я уже ничего не помню. Родители нашли меня на земле за воротами без сознания. Я был сильно облеван. В сознание я пришёл лишь на второй день, меня сильно тошнило. О еде и думать было нечего. Родители, конечно, всё узнали, но молчали. Лежал я трое суток, а не кушал, наверное, около недели. Я получил сильное отвращение к запаху табака. С тех пор и по сей день я не курю, и не тянет. В армии свою норму махорки отдавал товарищам.