22 августа 1907
В 12-м часу дня я давал последнее свидание Лихтенштадту с его матерью, а затем с женой через решетку (Марина Львовна и жена Мария Михайл[овна]). Свидание дано было каждой по 15 мин[ут] и было очень тяжелое. Жена все время крепилась, но когда я сказал, что свидание кончено, ее глаза наполнились слезами и она с мольбою обратилась ко мне, чтобы я позволил пожать им на прощанье руки. Он также просил об этом, но я в силу крепостных правил и прик[азаний] комен[дан]та не мог дать разрешения и не дал. Она, как и мать, вышла пошатываясь. Он все время держал себя бодро и спокойно. Заходил я к нему после того два раза в камеру -- из них один раз, чтобы передать ему только что прислан[ные] женою через Деп[артамент] пол[иции] четыре книги, но он был также вполне спокоен и занимался чтением. После суда он спал спокойно и даже лег спать раньше.
Вообще я заметил, что многие осужденные] на казнь после суда и в ночь казни [спали] кротким сном (Коноплянникова -- убийца Мина, Штифтарь -- сообщник по убийству Градон[ачальника] фон дер Лауница и другие).
22 августа выдался удивительно теплый день с южным ветром при ясном солнце. Вечером около 7 часов было в тени 18о по Реомюру, и я сидел с женою в беседке в своем садике. Вдруг вижу проехали мимо садика по пути к Труб[ецкому] баcт[иону] извозчичьи дрожки, в которых сидели мужчина с какою-то маленькой дамой, и затем в скором времени возвратились обратно. Я сказал жене, что это за туристы ездят по крепости, и пошел зачем-то в комнату. Вдруг слышу резкий звонок в прихожей. Я открыл дверь, и передо мной предстала жена Лихтенштадта, Мария Мих[айловна]. Глаза ее сияли радостью, на лице улыбка, на груди приколота ветка пунцовой розы. Она схватила мои руки своими двумя маленькими ручками. "Вы слышали о нашей радости? Володю помиловали: смертная казнь заменена ему пожизненной каторгой". Я ответил, что слышал. Она не выпускала моих рук из своих, жала их крепко и начала просить, чтобы я сообщил об этом "Володе". Но я сказал, что не имею права этого сделать, пока не получу официальное уведомление, иначе можно породить надежды и вдруг окажется жуткое разочарование, в случае, если это известие не справедливо. Она мне ответила, что сомнения никакого нет, что помощ[ник] Главноком[андующего] ген.-лейт. Газенкампф заменил приговор и при этом сказал им: "Это было давно, на том месте, где произошел взрыв дачи Столыпина, уже воздвигнута часовня, зачем же проливать новую кровь". А потому ошибки в этом известии никакой нет. "Вы хотя войдите к нему с веселым лицом, и он догадается". Я все ж таки не мог дать ей на это согласие. Она продолжала держать мои руки и стояла вся трепещущая любовью к своему "Володе". Затем стала прощаться и вдруг проговорила: "Позвольте мне вас поцеловать, -- вы так много для нас сделали". Признаюсь, я был крайне смущен такой просьбой молоденькой 18-летней дамы, никак не мог ожидать, чтобы меня, "тюремщика", как нас называют, могли так благодарить только за то, что я гуманно, честно и твердо исполняю свой долг. Я машинально, без слов, наклонил свою голову, она поцеловала меня в щеку, еще раз поблагодарила и быстро скрылась за дверью. У парадной лестницы в дрожках поджидал ее отец, стат[ский] советник, она села в дрожки и уехала. А я стоял удивленный и пораженный.
...Мария Мих[айловна] Лихтенштадт также содержалась в Труб[ецком] бастионе, но не очень долго, и была освобождена за полной невиновностью. После ее освобождения арестованные были передвинуты из 4-го фаса и размещены в трех фасах, и Влад[имиру] Лихтенштадту случайно попалась камера под No60, где ранее содержалась жена.
-----
За несколько дней до суда, после вручения обвинительного акта, Мария Лихтенштадт, когда я шел с докладом коменданту, умоляла меня на углу Комендант[ского] дома, против квартиры кап[итана] Сербулова, чтобы я передал "Володе", чтобы он принял защитника и от защиты не отказывался. Я ответил, что доложу комен[дан]ту, и если он разрешит, то передам. "Убедите его, уговорите разрешить, умоляю вас. Я готова вас не знаю как просить, ведь и он (комендант) был молод, ведь и он любил и был любим; во имя всего святого, что есть на свете, прошу я вас исполнить мою просьбу". Она ухватилась сквозь накидку за мою руку повыше локтя и прильнула к руке щекою, казалось, что она хочет поцеловать накидку. Я обещал просить коменданта, но он просьбу отклонил, вследствие чего она не была передана Вл[адимиру] Лихт[енштадту], хотя последний /.../ защитника сам принял, когда от него узнал, что мать и жена об этом просили.
Когда Вл[адимира] Лихтенштадта арестовали, со дня замужества Марии Михайловны прошло всего около 4-5 месяцев, и по ее освобождении, когда она была на свидании с ним, они вспомнили, что со дня их свадьбы исполнилось полгода.
24 авг[уста] (1907 г.) получена официальная бумага по Департаменту полиции о замене Лихтенштадту смертной казни бессрочною каторгою и того же числа немедленно ему объявлена. Он выслушал мое объявление, как мне показалось, вполне спокойно, не проявив никакой радости.
-----
Из письма Аполлона Крутикова (он же Сперанский) к матери Анне Кругликовой, от 5 ноября 1907 г.: "...Что касается меня, то настроение у меня великолепное, -- хоть на бал. Здоров и чувствую себя во всех отношениях как следует. Отъедаюсь после предшествующих голодовок. В Киевской тюрьме куда как плохо кормили, а здесь пропитание как будто для порядочных господ, ну, я, натурально, пользуюсь... Выписываю еще молоко, благо пока еще денег хватит месяца на два..." (Проявляет нежную заботливость о матери и сестре "Соньке". Имеет невесту "Варварушку").
43 Георгий Александрович Мин (1855-1906) -- генерал-майор, командир лейб-гвардии Семеновского полка. Руководил карательной экспедицией в Москве в декабре 1905. Убит по приговору ЦК ПС. Р.
Свободное копирование
