СИМС

СИМС

1. Акустический расходомер

Чего меня потянуло в акустику, сам не знаю. Может быть музыкальный багаж. А может быть, начитался Исаковича, Бреховских, даже был в акустическом институте имени Андреева в Москве и, позже, в Морфизприборе, что в Питере на Чапаева. В общем, добрая треть моей научной деятельности в НИИЭФА была посвящена акустическим измерениям. И первый проект был –  акустический измеритель расхода для жидкого гелия. Затем были еще акустические измерения механических констант материалов при криогенных температурах и акустическая эмиссия в сверхпроводящих магнитных системах, где я достиг наибольших результатов. Но первым был акустический расходомер.

Помогали Виктор Мохов в монтаже установки и Андрей Константинов в проведении измерений и в трактовке результатов. Устройство работало, результаты, полученные на жидком азоте,  опубликованы. Никто, кроме нас  не измерял расход криогенных жидкостей акустическими методами.

Интересный случай произошел как-то позже в гостинице ИАЭ на Народного Ополчения. Жил я опять же с Валерой Мымриковым, и еще какого-то третьего подселили. Сидим в выходной день, завтракаем, выпиваем немного. Я рассказываю о своих достижениях: «Вот, акустику в криогенном диапазоне  осваиваем, с людьми знакомы, со многими. В Ростове, например, институт есть, который занимается аналогичными методиками, но только для нефтепроводов. Я там знаком и многократно разговаривал по телефону с заместителем директора». Третий жилец посидел, помолчал, и говорит: «А это я и есть заместитель…».

Эта работа стала известна как в НИИЭФА, так и за его пределами, и послужила началом моей популярности в ИАЭ, как будет сказано ниже. Позже мы с Андреем опубликовали в PDO (Plasma Devices and Operation) обзор по измерителям расхода криогенных жидкостей. Хороший обзор получился.

    Испытания макетных катушек из проводника СОТП Т-15 на установке «Максихин» в ИАЭ им. И.В.Курчатова

Институт Атомной Энергии им. И.В.Курчатова был «научным руководителем» проекта Т-15, а НИИЭФА – «главным конструктором». Выбор проводника был возложен на ИАЭ, и конкретно этим делом занимался Евгений Юрьевич Клименко (потом его тоже затравили), начальник лаборатории, д.-ф.м.н. У Клименко были стенды, установка КС-250, за которую Б.В.Рождественский государственную премию получил, масса мелких испытательных установок, и «Максихин» - сверхпроводящий магнит  на 9 тесла с достаточно большой «дыркой».

Сделали в НИИЭФА две макетных катушки из разного проводника и поехали мы их испытывать к Клименко. А уже сооружался комплекс СИМС, и люди оттуда «паслись» у Евгения Юрьевича, тоже в преддверии собственных крупных испытаний.

Я привез на эти испытания груду своего оборудования, включая различные акустические преобразователи, и толпу народа. Позже я понял, что моя активность была выгодна руководству НИИЭФА, т.к. она единственная тогда придавала практическую значимость и завершенность проводимым там работам по Т-15, повышала статус института. В результате я имел полную поддержку.

Испытания длились довольно долго вместе с подготовкой. Это была первая относительно крупная  испытательная кампания в ИАЭ по сверхпроводимости, которая послужила увертюрой к циклу работ на СИМС (стенд испытаний магнитных систем). К тому времени мы уже прочно обосновались в ИАЭ. Меня знали все – «а, это тот измеритель из НИИЭФА».

Есть еще одна особенность экспериментов со сверхпроводниками. Они норовят перейти в «нормальное состояние», что нежелательно. Так вот, смысл состоит в том, чтобы определить - перешел, или не перешел при заданном токе, температуре и внешнем магнитном поле. Не перешел – хорошо, и больше ничего не волнует. Перешел – плохо, и тоже больше ничего не нужно. Поэтому, все время работы в сверхпроводимости мне приходилось преодолевать сопротивление окружения в постановке измерений. «Зачем?» - кричали все, и были правы в чем-то, но….. а чего делать-то?

    СИМС

Но когда полномасштабные опытные блоки СОТП Т-15 стали при испытаниях переходить в нормальное состояние, все вокруг завопили: «Почему-у-у?». И здесь я понадобился точно, без сомнений.

         Все экспериментальные работы по СОТП Т-15 проводились в ОФТТ ИАЭ (отдел физики твердого тела), которым руководил Николай Алексеевич Черноплеков, о котором у меня самые теплые воспоминания. Он тоже был функционер, даже секретарем парткома института был, но людей, которые на него работали, Николай Алексеевич не обижал, и в обиду не давал.

Если испытания «коротких» образцов проводил Клименко Е.Ю., то испытания блоков (крупных катушек) обмотки тороидального поля, по законам бюрократического жанра Николай Алексеевич поручил уже другому человеку, которым был Геннадий Ираклиевич Кикнадзе. Излишне говорить, что это отец нынешнего популярного спортивного обозревателя (нет, нет, не отец, смотри об этом ниже, я позже выяснял). Я был с ним в теплых отношениях, бывал у него дома, и вроде видел этого обозревателя еще маленьким (похож, но не он). Наша совместная работа длилась много лет, до самого запуска Т-15 в 1989 г. Я признателен Геннадию Ираклиевичу за максимально открытую позицию по основным вопросам проекта и  взаимоотношений.

К своим основным достижениям данного периода я отношу экспериментальное обнаружение резистивности сверхпроводящих обмоток СОТП Т-15. Именно моя аппаратура показала, что сверхпроводящие обмотки таковыми не являются. Измерения проходили под злорадное хихиканье Г.В.Трохачева, пока еще уверенного в своих предыдущих «результатах», говорящих, что, как и у французов, здесь тоже должна быть сверхпроводимость, и что 15 лет и 80 млн. рублей, потраченных на НИОКР, не пропали даром. В конечном итоге, чтобы рассеять сомнения и убедить меня в некомпетентности, в аппаратную пришло все руководство проекта. Меня жестко спросили: «Ну, что показывает аппаратура?». И мне пришлось взять ответственность на себя и сказать, выдерживая испепеляющие взгляды окружающих: «Аппаратура показывает, что сверхпроводимости нет». Последствия данного результата трудно переоценить. В конечном итоге это привело к тому, что крупнейшая в СССР экспериментальная термоядерная установка Т-15, определяющая приоритет страны в мировой термоядерной программе,  так и не вышла даже на номинальный режим работы, не говоря уже о форсированном. Приоритет в мире по разработке собственных сильноточных сверхпроводящих кабелей был утрачен навсегда.

Другим достойным результатом было первое в СССР устойчивое обнаружение акустической эмиссии в обмотках крупных сверхпроводящих магнитов. Высокочувствительные акустические измерения, проводимые при криогенных температурах и в сильных магнитных полях, придавали данному вопросу уникальность в глазах специалистов и отчетную важность в глазах начальников. Информация с датчиков кроме прочего выводилась и на громкоговорители, что создавало в аппаратной фантастическую картину близости к испытуемому объекту.

Данные результаты вместе со многими другими, полученными в данном проекте, легли в основу моей кандидатской диссертации и далее, после доработки в последующих проектах, в основу первой докторской, которую в Минатоме мне так и не суждено было защитить.

Как-то в аппаратную привели делегацию из Евратома, среди членов которой находился Gregory Vecsey (Вечей), с которым судьба еще сведет нас позже. Но тогда мы об этом еще не подозревали.

Испытания проходили в коллективно-творческой обстановке, не взирая на время суток, года и продолжительность работ. Под моим руководством на испытаниях перебывало пол-института. С теплотой вспоминаю своих наиболее активных коллег А.Лебедева, А.Ланцетова, А.Климченко, В.Мымрикова, С.Гулевича, А.Константинова, С.Лелехова, И.Посадского, П.Ненарочкина, Е.Шатного,  В.Волобуева, Н.Горбачука, Н.Матвеева, П.Майсурадзе и многих, многих  других. Благодарен руководству проекта в ИАЭ в лице Н.А.Черноплекова, Г.И.Кикнадзе, А.Н.Сафронова, А.Г.Плеща, Е.Ю. Клименко, Д.П.Иванова, В.А.Стрелкова и другим, а также Н.С.Чевереву от Минатом. Помню «наших» руководителей в лице Н.А.Моносзона, Г.Ф.Чуракова, Г.В.Трохачева. Именно в этот период Николай Алексеевич Черноплеков приглашал меня в себе домой, где предлагал переезжать в Москву, обещая квартиру, а я отказался. На данный период пришелся 50-ти летний юбилей Геннадия Ираклиевича, куда я был любезно приглашен, и о котором у меня до сих пор остаются одни из самых ярких застольных и гастрономических воспоминаний.

Результаты опубликованы во многих работах, включая книгу «Сверхпроводящие магнитные системы Такамаков», выпущенную под редакцией Н.А.Черноплекова, где я имею честь быть в числе упомянутых соавторов.

Мы были живые люди, и краткие часы досуга активно проводили на базе институтской гостиницы на ул. Народного Ополчения, персонал которой также тепло вспоминается. Соседи по гостинице из Саратова, Горького, Киева, питерские специалисты из НПО «Спецавтоматика, «Буревестник» и другие, активно поддерживали нас как в трудной и напряженной работе, так и в часы досуга.

Помню, на комплекс СИМС привели Б.Н.Ельцина, тогда находившегося в роли 1-го Заместителя Председателя Госстроя СССР. Заходили и живо интересовались  текущими результатами А.П.Александров – Президент АН СССР и директор ИАЭ, Е.П.Велихов – тогда заместитель Александрова, Б.Б.Кадомцев – директор ОФП (отдела физики плазмы), Ю.Б.Кикоин – соратник Сахарова и многие другие. Там я познакомился с Е.О.Адамовым – будущим министром РФ по атомной промышленности, а также с Е.А.Румянцевым – его сменщиков на данном посту. Сменивший их обоих «киндер-сюрприз» Кириенко тогда еще под стол ходил. Адамов был Главным инженером ИАЭ и  очень энергичным человеком. Румянцев же обладал более спокойным характером, был улыбчив, работал в ОФТТ у Черноплекова, занимаясь также сверхпроводимостью (СКВИД'ами).

После Чернобыльской трагедии институт атомной энергии «штормило», широко обсуждалось самоубийство академика Легасова. Даже из коллектива СИМС набирали команды для отправки в Чернобыль. Во время участившихся учений по гражданской обороне Николай Алексеевич с юмором отвечал на наши звонки из аппаратной стенда: «Начальник штаба гражданской обороны, профессор Черноплеков слушает….».

Череда смертей руководителей СССР, завершившаяся перестройкой, также наложилась на данные работы. А ранее, в начале работ, мы видели Московскую олимпиаду, когда буквально на каждом углу стоял милиционер. Тогда же умер мой отец. На этом фоне я буквально завоевывал квартиру в Ленинграде для своей семьи, которую получил 09 декабря 1986 г. ровно, день в день, через 10 лет после прихода в НИИЭФА. Тут я должен благодарить Наума Абрамовича Моносзона, который ходил к Глухих ходатайствовать за меня со словами: «Всем известно, какую работу он там выполняет».

Я утверждаю, что ни один человек из нынешнего руководства НИИЭФА, центров, отделов и лабораторий участия в данных, многолетних, наиболее важных и показательных испытаниях того периода, да и в истории отечественной науки вообще -  не принимал, а все активные участники в конце концов «плохо кончили» в рамках МинАтом'а стараниями нынешней администрации, на тот период не представлявшей из себя НИЧЕГО в научном плане. Да и сейчас – НИЧЕГО…

         Много позже, в 2003 году, уже из «Транзаса», я увидел сайт КИАЭ, из которого следовало следующее:

    Н.А.Черноплеков получил Государственную премию за 1986 год. Видимо за СИМС, за что же еще?

    Г.И.Кикнадзе нет в штате института (а это институт сверхпроводимости и …).

    Начальник отдела сверхпроводящих магнитных систем – Кейлин Виктор Ефимович, мало занятый в проекте СИМС, но всегда нацеленный на коммерческие проекты (с Кореей, Индией и т.д.).

    Клименко Е.Ю. – начальник лаборатории в отделе Кейлина, не имеет даже собственного электронного адреса. Позже он совсем ушел из института, говорили – в МФТИ. Победившие уходят….