16. НИОКР по проводнику ИТЭР
Первая половина 90-х. Моносзона нет. Трохачеву уже ничего не нужно. Отечественные фантазии на счет собственного Российского сильноточного сверхпроводящего токонесущего кабеля закончились крахом – американцы протолкнули свой тип CICC (cable-in-conduit conductor). Наша команда, возглавляемая Трохачевым Г.В., Сытниковым В.Е из ВНИИКП, Шиковым А.К. из ВНИИНМ осталась не у дел по выбору конструкции проводника, что было совершенно заслуженно, и справедливо закончило длинную череду бездарных предложений, сопровождаемых тратами бюджетных средств.
Центральная команда в Наке (Япония) в лице тогдашнего директора Huguet (Юге по-русски) объявила международную программу по подготовке производства сверхпроводящей проволоки в количестве, необходимом для изготовления магнитной системы ИТЭР. Программа затрагивала всех мировых производителей сверхпроводящей проволоки, включая наш ВНИИНМ, и включала обязательные многочисленные процедуры контроля качества (quality assurance), о которых никто в РФ, да и в мире, тогда не имел понятия. Нужно было выработать единые методики контроля, и провести перекрестные измерения (benchmark test procedures) для выяснения совпадения результатов, получаемых в разных лабораториях.
Снова все оказались в деле, т.к. и на Россию басурмане возлагали надежду как на производителя проволоки. Хоть шерсти клок…
Шиков стал тратить деньги на развитие производства проволоки, Сытников – на изготовление самого кабеля из проволоки. Трохачев, как обычно, от всего отказался, и никаких самостоятельных проектов от центральной команды не получил, а соответственно и финансирования. Как-то мне на глаза попалось «Положение о лаборатории БЛ-3», которой до меня руководил Г.В.Трохачев. Там было написано: «Цель лаборатории – выдавать исходные данные на сверхпроводник в конструкторское бюро БК-2». Стыдно и смешно….
Я тогда еще не до конца, но уже стал понимать основную комбинацию работы в ИТЭР'е – нужно добиться официальной задачи от центральной команты (т.н. Task Agreement), что дает право на финансирование работ в России по этой задаче, найти контрагента на эту работу, и организовать с ним kick-back, безусловно отчитываясь (я не говорю «выполняя») за задачу перед центральной командой.
Так вот, Трохачев от всего отказался, проектов у отдела не было, и денег на контрагентов – тоже.
С трудом договорились об участии отдела в Benchmark по проволоке, и, позже, по проводнику. Денег еще не было, но хоть какие-то осмысленные работы начали появляться. Завязалась первая дискуссия по электронной почте с иностранными партнерами, что было еще в диковинку. Появились какие-то обязательства по срокам, по объемам работ. Речь шла о согласовании методик контроля качества. Трохачев мог бы взять себе весь объем измерительных работ, чем бы обеспечил отделу безбедное положение на много лет вперед. Но, из более чем десятка позиций, удалось «оторвать» одну – измерение потерь энергии в образцах проволоки, а затем и проводника. Да и то, только благодаря заделу, сделанному мной ранее в данном направлении.
При всей своей ненависти к измерениям, крича: «все можно посчитать», Г.В. был вынужден смириться с разворачиванием все-таки экспериментальных работ в отделе. Излишне говорить, кто эти работы инициировал и проводил. Лабораторией БЛ-3 уже руководил я, а по сути – и всем отделом, интенсивно, как вскоре оказалось, накапливая лютых недоброжелателей.
Мы получали образцы от Шикова, проводили измерения, результаты отправляли обратно, а также в центральную команду вместе с описаниями методик и оборудования, получая оттуда комментарии. Было интересно.
Эксперименты проходили так – Мымриков с Бурсиковым регулярно напивались до полуобморочного состояния. Я бегал за ними, а они кричали: «Мы завтра увольняемся, больше работать не будем». Пока я к полуночи загонял их в аппаратную, Саша Лебедев тоже приходил в кондицию, и измерения, наконец, начинались. Требовалось время, чтобы я успокоился, а там глядишь, и жидкий гелий заканчивался. И так каждый раз.
Как-то Трохачев привел на эксперимент Филатова, предварительно уговорив всех не пить спирт до его ухода. Тот посидел час-полтора идиотом, и ушел, так ничего и не сказав.
Тем не менее, начали получаться какие-то осмысленные результаты, возникла воспроизводимость. Появились постоянные партнеры за рубежом: Neil Mitchell, Pierluigi Bruzzone, Luca Bottura в Европейской команде, Yoshikazu Takahashi в Японии, американцев вспомню.
Первый benchmark был организован по измерению потерь в проволоке. Американцы сделали для всех одинаковые образцы, из разослали, согласовали методики и собрали со всех результаты. Все это подробно описано в первой версии моей докторской диссертации, имеющейся в приложениях к данным воспоминаниям. Моя лаборатория выполнила все обязательства, мы подготовили к отправке обширные результаты, в которых до последней секунды не хватало некоего калибровочного коэффициента, определявшего общий масштаб измеряемых величин. И за секунду до отправки я вставил величину этого коэффициента, полученную в результате мучительных сравнений и колебаний. Как вскоре выяснилось, попадание было «в десятку».
Второй benchmark был также по измерениям потерь энергии, но уже в образцах проводника, что тоже описано в моей докторской диссертации. Здесь был получен лучший результат среди участвовавших мировых лабораторий, о чем также есть соответствующий документ в приложениях. Лабораторию теперь знали во всех ведущих мировых центрах, занимающихся прикладной сверхпроводимостью.
По результатам данных работ членом координационной международной группы по аттестации проволоки и проводников по потерям энергии был назначен С.А.Егоров, не имевший к данным работам ни малейшего отношения. Решение готовили Костенко с Трохачевым, а утверждал – Филатов.
Свободное копирование
