2. Линия «Минск – Брест» (станции Минск, Дзержинск, Ракитница, Высокое) Брест, Жабинка, Кобрин, Береза-Картузская, Радошковичи)
Первый наш бригадный приезд был в Дзержинск, что под Минском. Там уже был и Паша Федоренко, но Глазовского еще не было. Мы поселились в гостинице. Как сейчас помню – на горе, и стали ездить на релейную станцию. Я начал разбираться что к чему там у них, а Циба сразу стал искать баб. И нашел себе какую-то принцессу-студентку. У нее были пластинки Чеслава Немана и мы ходили к ней слушать. А потом поперлись все вместе с ней в мотель, который находился на Брестской автомобильной трассе и от нас за горизонтом, и туда надо было ехать на электричке. Я отказывался, но все настояли и мы поехали. Поехали ради посещения ресторана, где, по словам Цибы, могли оказаться иностранцы. Там нам дали салат, немного вина и мы сразу поехали обратно, боясь опоздать на последнюю электричку. Может, кому и было весело, но не мне. Потом мы с Гришей и Пашей за все над Цибой отыгрались в гостинице, где, помнится, даже какие-то вещи выбрасывали в окно. Но утром все собрали. Это была зима 1973-74 гг. Мы уже побывали в Кингиссепе, и теперь начали осваивать Белоруссию.
Далее мы жили в Березе-Картузской, названной так во времена Бонапарта, когда какой-то наш воин закинул картуз на березу и сказал: «Ну, все! Прогнали супостата». Много позже оказалось, что Николай Тихонович Горбачук, с которым судьба свела меня в проекте Т-15, и других, родом из этой картузской Березы.
Затем был Кобрин – место ссылки Суворова. Это все было зимой, и у меня нет абсолютно никаких профессиональных воспоминаний об этих трех станциях. Видимо еще интерес не проснулся. Не было еще и Глазовского.
Потом, уже летом, мы снова очутились в Бресте. Рядом были станции Ракитница и Высокое. В первой был ТВ передатчик, вещающий на Брест и окрестности, а вторая была последней станцией на территории СССР. Далее канал интервидения проходил уже по территории Польши.
Жили мы в Бресте в кемпинге, что буквально в двух шагах от Брестской крепости. Сначала нас с Глазовским забрали пограничники, когда мы ночью откуда-то возвращались и заблудившись, попали в пограничную зону. А потом В.В. привел к нам в домик каких-то жутких громил, которые к нему где-то пристали. Мы, помню, с трудом от них отделались как-то. Есть фотография нашей бригады на ступеньках того самого кемпинга.
Тогда я первый и, как оказалось, последний на много лет раз видел Брестскую крепость. Еще свежи были в памяти рассказы военного писателя Смирнова о защитниках крепости. Это незабываемо. Помню, также, с какой-то станции мы ездили в Хатынь. Тоже впечатление сильнейшее, особенно дорожка из неровно уложенных плиток, заставляющая смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Издали это выглядит как склоненные головы у всех пришедших. Ниши с фамилиями павших также сделаны низко, что тоже заставляет наклоняться. Наверное, архитектор сомневался, что люди по настоящему прочувствуют трагедию Хатыни. По-моему, напрасно.
На станции в Ракитнице я получил первое серьезное профессиональное крещение. Я вызвался как обычно сам, и буквально разгромил стойку телевизионных модуляторов-демодуляторов. Ее нужно было настроить, но я наоборот расстроил, и так, что никак не мог даже вернуться в исходное состояние. Это продолжалось несколько дней, все безрезультатно. Я перепробовал все, что мог, все впустую. Так ничего и не сделав, я впервые признал поражение. С этих пор, прежде чем браться за дело, я стал хоть как-то оценивать его сложность. Но, впрочем, таких провалов больше не было никогда, не смотря на чрезвычайную сложность некоторых проектов. Видно, тогда должен был прозвучать сигнал. Он и прозвучал. Ту злополучную стойку потом долго настраивал специалист из обслуживающего персонала с украинской фамилией – не то Тищенко, или Зощенко, нет Юрченко, точно. Веселый такой был, худощавый, лет 40 наверное. Он просто был опытнее нас.
Вышка на станции Высокое – действительно одна из самых высоких. Туда к Цибульскому приехала жена Лариса. Она училась вместе с нами, и может быть я со временем вспомню ее институтскую фамилию. Так вот я зачем-то полез на эту вышку, а спускался не по лестнице, как все люди, а скользил по боковому ребру. Это было полнейшим безумием, сейчас мне даже вспомнить страшно, но тогда казалось естественным. Никто особого значения не придал, или не показали вида…
Там в Бресте жила одна наша однокурсница, фамилии не помню, звали по-моему Люда, а с Ларисой приехала и еще одна, которая теперь работала в Бонче в приемной комиссии. Все кричали: «Люську будем отсюда забирать…».
