Прошло около недели после моего посещения бедного Федотова. Не только ходить в классы Академии я не мог, но и не был в состоянии чем-либо заняться; постоянно видел перед собой Федотова и слышал его голос.
Наконец капли, холодная вода и прогулки -- сделали свое дело: я стал покойнее и ко мне отчасти вернулось душевное равновесие.
Я нанимал тогда особую комнату -- мастерскую, в которой работал в уединении. Сюда ни родные, ни знакомые не ходили; кто, не желая меня беспокоить, а кто и потому, что не знал даже и о существовании этой мастерской. Во дворе, во флигеле, среди полной тишины, когда слышал только биение своего сердца, я находил отдых, мне нравилось работать здесь в уверенности, что никто не потревожит меня. Пользуясь этим, я задумал сделать эскиз нашего свидания с Федотовым. Когда эскиз был набросан, я отправился к другу моему Бейдеману и встретил его на дороге, идущим ко мне с эскизом той же сцены. Мы вернулись ко мне в мастерскую.
Рассмотрев его эскиз и мой, мы решили остановиться на моем плохом, но более интересном, наброске, и тотчас же приступили к работе. Через несколько часов эскиз был кончен. Мало различались наши композиции, да и не могло быть иначе. У Бейдемана фигуры поставлены известным образом; у меня несколько иначе, а сущность была одна. Фигура Федотова всецело принадлежит Бейдеману, так же как моя фигура и Коршунова. Фигура Бейдемана сделана мной. Эскиз первоначальный Бейдемана находится в собрании Ив. Ник. Терещенко, между рисунками Федотова, а мой эскиз находится в том же собрании, между моими рисунками.
Окончив набросок и выразив то, что нас беспокоило, мы почувствовали себя спокойнее; от души как будто отлегло. Не знаю чем объяснить этот любопытный физиолого-психический факт. Ни я, ни Бейдеман не решились под рисунком подписать свою фамилию. Рисунок остался у меня в том виде, в котором был сорок лет тому назад {В 1861 г. Бейдеман взял у меня этот рисунок, чтобы иметь копию и дал сделать ее своему ученику Адамову (племяннику Коршунова); затем сам прошел копию и возвратил мне оригинал. После того, не помню в котором году, я увидел на Невском проспекте, около Пассажа, продающиеся фотографии этого рисунка; тогда же появились плохие отпечатки его в разных статьях с неверными объяснениями, где копия выдавалась за оригинал.}.
Слух о нашем свидании с Федотовым разошелся по Академии, хотя мы никому не рассказывали об этом, кроме самых близких друзей. Рисунок наш был показан моему и Бейдемана профессору -- А. Т. Маркову. Разглядывая рисунок, Марков взялся за лоб, начал его тереть и заявил, что не может спокойно смотреть на него -- настолько ужасно впечатление. Ни меня, ни Бейдемана не удовлетворял наш рисунок; он казался нам крайне слабым, едва напоминающим виденное. Его значение и главное достоинство заключалось в точном воспроизведении сцены.
Марков показал этот рисунок графу Ф. П. Толстому и Григоровичу, которые взялись хлопотать о переводе Федотова в Казенный дом умалишенных. Двоюродный брат мой и друг граф Алексей Толстой {А. Толстой еще не был тогда известен публике, так как еще не печатал стихов, Иоанна Грозного и проч.} показал рисунок наследнику Александру Николаевичу -- (впоследствии императору Александру II). Впечатление рисунка было настолько сильно, что Федотов был безотлагательно переведен в Казенный дом душевнобольных на 11-ю версту по Петергофской дороге.
Свободное копирование
