Разузнав, после долгих поисков, в каком лагере военнопленных находится двоюродный брат Мисси, молодой князь Иван («Джим») Вяземский, ее семье удалось выхлопотать у военного коменданта Берлина, генерала-лейтенанта фон Хазе (с семьей которого они дружили) разрешение время от времени посещать его в лагере. Здесь Мисси описывает один из этих визитов, причем читателя поразит, очевидно, почти рыцарское отношение немцев к своим западным пленным, по сравнению с ужасами, царившими в лагерях для советских пленных.
Дрезден. Воскресенье, 15 августа.
После обеда я тоже поехала в Дрезден повидать Татьяну и навестить моего кузена Джима Вяземского, который находится в лагере для военнопленных неподалеку. Я захватила с собой немного вина для поддержания бодрости во время утомительной поездки, которая заняла больше десяти часов. Татьяна обещала выслать к станции автомобиль, но когда я приехала, было уже за полночь и автомобиля не оказалось, так что пришлось идти в клинику пешком через весь город. Недавно была объявлена воздушная тревога, и к тому же было полнолуние — все казалось зловещим. Я никогда раньше не бывала в Дрездене и страшно боялась попасть в какой-нибудь безымянный подвал, но в конце концов благополучно добралась до клиники. Татьяна выглядела скверно, за ней смотрела ночная сиделка. Меня положили на рахитичную кушетку, удлиненную с помощью двух стульев, которые все время разъезжались, но я так устала, что быстро уснула.
Понедельник, 16 августа.
На рассвете отправилась в лагерь Джима Вяземского. Сперва меня не пускали на автобус: необходимы специальные путевые документы, но потом все уладилось. В случае нужды я предъявляю пропуск, подписанный нашим другом генералом фон Хазе, военным комендантом Берлина. На самом деле у него нет никакой власти над лагерями для военнопленных, но пока что его пропуск срабатывает на всю семью: мы ведь навещаем Джима по очереди.
Сойдя в какой-то деревне, я с полчаса шла полями. Лагерь Джима окружен колючей проволокой. У главного входа я вновь предъявила свой документ. Все прошло гладко. К сожалению, комендант лагеря, по-видимому, скучал и почти час болтал со мной, прежде чем вызвать Джима, а я ничего не могла делать, боясь его обидеть. Но он, по-видимому, неплохой человек, и Джим подтвердил, что он всегда относится к нему прилично. Фактически он военный врач, а лагерь — что-то вроде полевого госпиталя, где пленные всех национальностей содержатся временно, в ожидании перевода в постоянные лагеря.
Пока его денщик готовил для нас пикник, мы с Джимом сидели в кабинете коменданта, который тот любезно предоставил нам на время моего визита. Потом мы вышли из лагеря и пешком отправились к месту нашего пикника. Мимо проезжали машины с немецкими военными, но никто не обращал внимания на женщину, гуляющую по лесу с французским офицером в форме. Это показалось нам в высшей степени курьезным.
Джим с головой ушел в работу, он выполняет обязанности переводчика с английского, русского, немецкого, французского, польского и сербского. Чувство, что он здесь нужен, не дает ему особенно думать о побеге. Всю жизнь у него некрасиво торчали уши, а теперь он решил воспользоваться вынужденным досугом, чтобы подвергнуться операции и выправить их. Выглядит он хорошо, и у него прекрасное настроение. У них есть потайной радиоприемник, так что они хорошо информированы. Оказывается, каждую ночь в бараках вслух читаются военные сводки союзников.
Наш пикник состоял из тушенки, сардин, горошка, масла и кофе — всего этого мы, «штатские», не видели уже очень давно. Я принесла с собой жареного цыпленка и шампанское от Татьяны, а Джим подарил мне чай и пластинку с записью симфонии Чайковского «Манфред». На остановке автобуса он меня на прощанье поцеловал, что вызвало у одного пассажира вопрос: не невеста ли я французского офицера?
Провела еще одну ночь у Татьяны в клинике. Она поправляется, но каждый раз, когда я говорю ей что-нибудь ободряющее, она плачет от боли. Говорят, что ночью я так кричала, что сиделке пришлось дать мне успокоительное. Она говорит, что это все берлинские воздушные налеты…
Свободное копирование
