На рассвете, как только засерело на дворе, я разбудил исправника, чтобы пораньше выехать и избежать стечения народа, который мог собраться, и велел ехать со мной моим слугам. Вместо двух, которые прислуживали Муравьеву, я взял для выбора всех девятерых, что у меня служили.
Прибывши в Белую Церковь, исправник тотчас же пошел с рапортом к генералу Антропову, который был председателем белоцерковской следственной комиссии, и сообщил, что привез меня. Он быстро возвратился от генерала с известием, что я не арестован, могу принимать гостей, получать письма и на них отвечать. Не могу только выехать из Белой Церкви в связи с делам о восстании Черниговского полка.
Следственная комиссия, кроме председателя Антропова, состояла из двух полковников -- Гурьева и Красовского, живших в том же еврейском заезде, что и я, полковника Гинтовта, земляка из древней Холмской земли, полковника Голохвастова, майора Скакуна, полковника и аудитора, фамилии которых я позабыл. Всех их было восьмеро: генерал -- председатель, шесть членов, заседавших в комиссии, и аудитор, исполнявший обязанности секретаря и руководителя порядком следствия.
Прежде всего комиссия потребовала от меня, чтобы я всех своих слуг, которые были у меня в доме во время восстания, представил для допроса и следствия. Так как я всех их взял с собою, то просил, чтобы выбрали тех, кто им нужен, а остальным разрешили бы вернуться домой. Тех же, которые будут еще нужны для допроса, в дальнейшем можно вызывать поочередно. И они с этим согласились. Когда мои слуги пришли в комиссию, то люди Муравьева, которые там были спрятаны, указали на двоих, что особенно часто приходили на квартиру к Муравьеву. То были старый лакей Степан Белодуб и Иван Донец, молодой двадцатилетний парень, высоченного роста, силач, недавно взятый ко двору и еще не обученный как следует. Этих двух оставили для следствия, а остальных я отослал назад оставленных слуг вскоре позвали в комиссию. Все дело было в том, чтобы выяснить, кто были те гости Муравьева, о которых упомянул в рапорте Трухин и которых назвали Проскурой и Олизаром. Однако это были мои посессоры, которых Степан Белодуб не считал чужими; потому-то он и заявил, что никого чужого там не было.
Потом о том же расспрашивали Ивана Донца, но он был нерасторопный и ничего не мог оказать, а только признался, что Муравьев, обратив внимание на его высокий рост, оставил его у себя, угощал водкой и долго с ним беседовал, но о чем -- не знает, так как, укомплектовавшись водкой, заснул до самого вечера и не видел, куда девался Муравьев.
Когда же одних уже допросили, то вызвали других, но все единодушно говорили, что никого чужого у Муравьева не видели. Тем временем пришла ко мне пани Куровищкая с известием, что ее супруга жандармы привезли из Киева в Белую Церковь, что она приехала сюда вслед за ним, но что стража не позволяет им видеться. Я стал убеждать ее быть спокойной и терпеливой. Бели ее супруг ни в чем не замешан, но лишь как-то причастен к делу, о котором производится следствие, то он сможет оправдаться. То, что происходит, -- это обычные формы следствия, которое должно итти своим порядком.
Однако время шло, и я удивлялся, почему меня не допрашивают официально. Наконец И меня вызвали в следственную комиссию. Когда я вошел в помещение следственной комиссии, то увидел генерала-председателя и членов комиссии, сидевших за столами. Тут же стоял капитан Куровицкий, а далее губернский стряпчий Водинский, присланный сюда киевским губернским правлением как член комиссии от гражданских властей. Я же занял место напротив входа.
Мне предложили вопросы, которые состояли из нескольких пунктов: знал ли я Муравьева перед тем, не было ли между нами каких-либо отношений, по собственной ли охоте я угощал Муравьева. Много было и других вопросов, на которые я должен был дать письменный ответ, не выходя из следственной комиссии. Хотя русский язык мне был хорошо знаком, но в правописании я ошибался. Поэтому согласились с тем, что на все эти вопросы я буду отвечать на польском языке. Для этого мне разрешили сесть в соседней комнате, чтобы я мог на все вопросы ответить не спеша. Когда я это выполнил, то прочитал перед комиссией. На этом закончилось мое следствие, и больше меня не допрашивали.
После меня взяли на допрос капитана Куровицкого. Он также дал письменные ответы на вопросы. Главной причиной их подозрений было то, зачем он завернул в Мотовиловку во время восстания. Зачем бывал у Муравьева. Произошло это с его стороны намеренно или случайно. Куровицкий в своих ответах пояснил, что завернул ко мне в Мотовиловку, чтобы меня навестить. Однако он бы меня и не повидал, если бы Ульферт не забрал тогда его собственных лошадей, чтобы отвезти в Белую Церковь жену с ребенком. Что касается посещений Муравьева, то это произошло совершенно неожиданно, о чем и я писал в своих ответах. Куровицкий пошел в костел на службу в день нового года, и там Муравьев пригласил его вместе с моими посессорами на квартиру, которая находилась в доме ксендза, возле самого костела, где недолго из приличия пробывши, вернулся в мой дом.
Капитан после этого допроса быстро вернулся с женой в Киев, но недолго пользовался там покоем.
Свободное копирование
