25 октября
Желая ближе ознакомиться с государственным архивом и с порядками, там соблюдаемыми, я поехал сегодня туда, обошел все помещение, потребовал несколько дел из разных эпох законодательной деятельности и, к удовольствию своему, убедился, что дело ведется очень хорошо. Только самое помещение из рук вон плохо. Оно не только чрезвычайно тесно и темно, но даже небезопасно от огня: находясь в здании Сената, оно отделяется простою деревянною переборкою от квартиры смотрителя этого здания. Надеюсь, что мне удастся, наконец, получить необходимую сумму на постройку отдельного архива, в которой, по случаю военных обстоятельств, несколько раз отказывали моему предместнику.
В числе наиболее замечательных бумаг, хранящихся в архиве, мне показали довольно много рукописей императрицы Екатерины II, известное завещание императора Александра I, массу бумаг, писанных рукою Сперанского, разные записки Кочубея и т.п. Но более всего поразило меня то, что начиная с 1816 года и до конца царствования императора Александра I Павловича на так называемых мемориях Государственного совета {Меморий эти имеют чрезвычайно важное значение, потому что [по] ним разрешаются государем все советские дела. В мемориях излагаются извлечения как из соображений министра, внесшего дело, и из отзывов других министров, если такие были, так и из суждений департаментов и общего собрания Государственного совета. В случае разногласия в общем собрании происшедшие разные мнения излагаются в мемориях сполна.} нет собственноручных резолюций императора. Они писаны от имени Его Величества рукою Аракчеева, причем резолюции не всегда утвердительные: иногда принимается мнение меньшинства, а иногда делаются изменения даже в единогласных постановлениях Государственного совета.
Это обстоятельство, до сих пор мне неизвестное, очень обеспокоило меня ввиду неоднократно доходивших до меня слухов о том, что нынешний государь несколько тяготится чтением пространных наших меморий. Об этом говорил мне граф Э.Т.Баранов, временно исправлявший должность председателя Государственного совета, а потом говорил и великий князь Михаил Николаевич. Хотя я принял меры к возможно сокращенному изложению меморий, но это достижимо по делам неважным; по проектам же серьезным, особенно когда в Государственном совете произойдет разногласие, мемория не может быть коротка. Это навело меня на мысль о необходимости приискать такой способ, при котором не было бы для государя надобности прибегать для разрешения советских дел к помощи постороннего лица. Избави нас Бог от нового Аракчеева!