Егор Перетц. Дневник - 75

22 апреля

 Чтобы узнать о результате бывшего в Гатчине совещания, я поехал к Абазе и застал его в самом лучшем настроении. Я понял из этого, что результатом совещания он совершенно доволен. Без особой просьбы с моей стороны, Александр Аггеевич рассказал мне весь ход дела со всеми подробностями. Изложу их вкратце.

 Ввиду постоянного противодействия со стороны Победоносцева, чуть не ежедневно являвшегося к государю, пока Его Величество был в Петербурге, а затем часто отправлявшего в Гатчину длинные записки по разным предметам, Лорис и Абаза пришли к убеждению о необходимости представить на благоусмотрение государя, что существующая рознь между министрами, из которых каждый имеет непосредственный всеподданнейший доклад, может привести к неблагоприятным последствиям. Необходимы непосредственная связь и единство. С этой целью предложено было, чтобы по всем важнейшим вопросам своего ведомства министры, прежде представления их на высочайшее воззрение, совещались между собою и давали ход только тем предположениям, которые одобрены большинством их товарищей, или же по крайней мере докладывали Его Величеству о встреченной ими оппозиции. Таким образом, мало-помалу образовался бы кабинет, составленный из министров приблизительно одного и того же направления.

 Государь отнесся к этой мысли сочувственно и признал необходимым обсудить ее в особом совещании, в связи с общим вопросом о нашем положении и о нынешних обстоятельствах. В совещание это приглашены были: великий князь Владимир Александрович, граф Лорис-Меликов, граф Милютин, А. А. Абаза, граф Игнатьев, барон Николаи, Д. Н. Набоков и К. П. Победоносцев. Замечательно, что к столь важным вопросам не были приглашены ни председатель Государственного совета великий князь Константин Николаевич, ни председатель Комитета министров граф Валуев. Заседание началось в и часов 5 минут. После нескольких вступительных слов Его Величества, объявившего собравшимся лицам о желании своем посоветоваться с ними о мерах к наиболее успешному исходу из затруднительных нынешних обстоятельств,-- первым говорил Победоносцев, в обычном плаксивом тоне своем; он указывал на то, что все беды нашего времени происходят от страсти к легкой наживе, от недобросовестности чиновников, от недостатка нравственности и веры в высших слоях общества, от распущенности молодежи, от пьянства в простом народе, которое губит целые поколения, и, наконец, от общего неуважения к властям. Речь Константина Петровича была вообще эффектна, но в ней далеко не слышалось той уверенности и силы, которыми отличалась речь, произнесенная им в Совете министров 8 марта.

 Доводы Победоносцева, не приводившие, как и всегда, ни к какому положительному заключению, кроме желательности строгости и бдительности со стороны правительства и необходимости водворения честности и правды, не произвели ни на кого серьезного впечатления. Константину Петровичу возражали поочередно все министры почти одним и тем же аргументом. Граф Лорис-Меликов заявил при этом о необходимости единства в управлении; в числе возражавших Константину Петровичу был и барон Николаи, состоящий с Победоносцевым, как известно, в хороших отношениях. Речь его, строго логическая, произнесенная с большим спокойствием и достоинством, была выслушана всеми, не исключая и государя, с большим вниманием и уважением. Между прочим, произвело впечатление то место, в котором барон Николаи выразил, что как вообще, так и в особенности в применении к молодежи несравненно важнее строгости -- законность и справедливость, что потому к водворению их нужно стремиться всеми силами и что, напротив того, нужно всячески избегать употребляемых иногда без разбора крутых мер и произвола, коими правительство только компрометирует себя, отчуждая от государя сердца подданных, и достигает цели, диаметрально противоположной той, которую желает достигнуть.

 После барона Николаи почти последним говорил сам Абаза. Он начал с того, что многие из указанных Победоносцевым больных мест нашего общественного быта действительно существуют. Но речь Константина Петровича -- скорее произведение моралиста, чем программа государственного деятеля. Им совершенно верно указаны наши раны, однако не предложено при этом никакого серьезного средства к исцелению. Конечно, мораль и церковь должны делать свое дело, но они одни не в силах победить зла. Никакое постановление, изданное в смысле предложений Константина Петровича, хотя бы даже оно было облечено в наиболее торжественную форму высочайшего манифеста Его Императорского Величества, не окажет в трудных наших обстоятельствах действительной помощи.

 Константин Петрович жалуется на упадок нравственности и на то, что администрация наша во многих отношениях бездействует и послабляет дурным наклонностям. Упрек этот, отчасти справедливый, относится, однако, не к одним только светским властям, против которых восстает обер-прокурор Св. Синода. Если действительно многие отрасли управления находятся в положении плачевном, то к числу их нужно отнести прежде всего ведомство духовное. В каком положении находится наше сельское духовенство? В самом отчаянном. Можно без преувеличения сказать, что оно само отчуждает прихожан от церкви. Вынуждая у них непосильную для бедных людей плату за крестины, за браки, даже за похороны, а в то же время далеко не подавая им примера христианской жизни, священники наши часто способствуют уклонению крестьян в раскол -- штунда[1] растет не по дням, а по часам -- и даже просто к распространению безверия в народе. Пробуждение нашего духовенства к проведению евангельского учения не только словом, но и самим делом,-- вот обильное поле для деятельности оберпрокурора Св. Синода, который между тем постоянно упрекает других министров в распущенности вверенных им частей ведомства.

 Да, действительно многое требует у нас исправления и улучшения. Для достижения желаемой цели нужно время и дружные энергические усилия правительственных властей.

 Справедливо указывает граф Лорис-Меликов и некоторые другие министры на то, что мы страдаем отсутствием единства в управлении. Каждое министерство считается у нас чуть ли не отдельным государством; весьма нередко один министр не знает, что предпринимает другой; не только не всегда можно рассчитывать на помощь своих сотоварищей, но в некоторых из них встречаешь противодействие. Вследствие этого выходит полный разлад; цель же, преследуемая правительством, не достигается. Такое положение правительства невозможно. Общество не имеет к нему необходимого доверия. Можно сказать более -- общество не доверяет правительству. Главная причина такого недоверия в настоящее время заключается в том, что в общество проникают слухи о коренных разногласиях в составе высших правительственных лиц, о том, что в заседании 8 марта произнесена была одним из участвовавших в суждениях громовая речь против наиболее невинных по существу своему предложений в либеральном смысле, о том, что государю императору постоянно представляются записки в ретроградном направлении; наконец, о том, что один министр сообщает в "Московские ведомости" и "Русь" статьи в том же духе (опять намек на Победоносцева, состоящего с Катковым и Аксаковым в постоянных сношениях)...

 Ввиду всех этих соображений Александр Аггеевич, согласно с предложениями Лорис-Меликова, признал необходимым как вообще для пользы дела, так и для успокоения общества, чтобы Его Величеству докладывались министрами предположения о важных по их ведомству мерах не иначе как по обсуждении этих предположений другими министрами. Тогда только будет единство в действиях и можно рассчитывать на успех принимаемых правительством мероприятий.

 Победоносцев не возражал.

 Государь выслушал речь Абазы спокойно, и когда она была окончена, объявил, что совершенно понимает необходимость в высшем управлении единства, которое не может вполне достигаться при существующем порядке. Поэтому Его Величество просит министров предложения их по предметам, имеющим существенное значение, вносить предварительно на обсуждение Особого совещания из министров внутренних дел, финансов, военного, юстиции, народного просвещения, государственных имуществ и обер-прокурора Св. Синода; в случае надобности могут быть приглашены в заседание и другие министры, а также и государственный контролер. В совещании этом председательствовать будет великий князь Владимир Александрович. Никакого учреждения или положения для совещаний издано не будет. Собираться они должны частным образом, по мере необходимости; чем менее будет формальностей, тем лучше. Затем, вероятно, опыт укажет на пользу каких-либо дополнений или изменений в этом устройстве, и тогда можно будет вновь собраться у государя для обсуждения возникших вопросов.

 Заседание окончилось далеко за 1 час -- время завтрака.

 Абаза в восторге от успеха и от своей речи. Он считает Победоносцева уничтоженным, потому что записки свои он должен будет обращать не прямо к государю, а в совещание, которое не будет соглашаться с ним. Он будет, так сказать, поглощен мнением большинства.

 На возвратном пути из Гатчины Победоносцев подошел к Лорису и Абазе, подал им руку и сказал, что чрезвычайно сожалеет о происшедших между ними недоразумениях; в заседании 8 марта он только выражал убеждения свои, нисколько не желая вредить им.

 Примирение состоялось.

 Вечером Абаза получил через кого-то известие из Гатчины, что государь, бывший постоянно в мрачном настроении, несколько повеселел после заседания.

 Одним словом, Абаза считает, что наступило полное торжество Лориса и его. Я позволил себе заметить, что едва ли хорошо он делает, дав речи своей оборот прямого обвинения против Победоносцева. К чему его раздражать? Обстоятельства могут измениться. При этом я счел долгом рассказать, что, говоря о Лорисе, Победоносцев всего несколько дней тому назад выражался недоверчиво о его прочности и [считал] нужным поискать другого человека.

 "Не беспокойтесь,-- отвечал Абаза.-- Это могло быть неделю тому назад, а теперь Победоносцев уничтожен, истерт в порошок".

 По окончании беседы нашей Александр Аггеевич показал мне только что полученное письмо Валуева, который крайне обижен тем, что не был приглашен в совещание; между прочим, он спрашивал, когда его уволят, и выражал надежду, что это сделают прилично, т.е. с хорошим окладом. Абаза намерен сам заехать к нему и предложить свои услуги к испрошению ему, в случае отставления его от нынешней должности, прежнего содержания.