20 марта
Великий князь Константин Николаевич объявил мне сегодня, что он, по долгом размышлении, решился не посылать государю просьбы об увольнении. Вместо того он просил великого князя Владимира Александровича быть посредником между ним и Его Величеством: "Je l'ai prie d'offrir et non de demander ma demission" {"Я его просил предложить, но не просить моей отставки" (фр. ).-- Прим. ред.}. Разделять морское ведомство от Государственного совета я не могу. Я слишком сроднился с флотом. Я не могу себе представить, что приеду в Кронштадт чуть не частным лицом. Если я не гожусь более в генерал-адмиралы, то не хочу оставаться и председателем Государственного совета. Признаюсь, лично для себя, я бы всего охотнее уехал: я бы чувствовал себя несравненно более спокойнее и счастливее вне Петербурга. В Крыму, в Орианде, теперь прелесть. Но если я желал бы остаться здесь,-- этого я не скрою,-- то исключительно для пользы дела, для самого государя.
Увольнение мое было бы для многих торжеством, я это знаю. Оно было бы даже вообще популярно. Но через короткое время в общественном мнении наступила бы реакция. Об уходе моем стали бы сожалеть... Это для государя было бы невыгодно".
В крепости была панихида. Виделся там, между прочим, с графом Шуваловым. Говоря о заседании 8 марта, о котором он имеет довольно верные сведения, граф высказал мне свой взгляд на дело. По его мнению, совещательное собрание не принесет истинной пользы. Нужно прямо приступить к конституционному устройству: учредить две палаты и предоставить им голос решительный. Если же этого сразу сделать нельзя, то нужно по крайней мере положить такое основание, из которого впоследствии развилось бы настоящее представительное правление. Ему более нравится поэтому прежний валуевский проект. Я заявил графу несогласие мое с его взглядом; но разговор наш, происходивший в стороне от собравшегося двора, должен был прекратиться за приближением императорской фамилии и началом панихиды.