Егор Перетц. Дневник - 55

14 марта

 Тимашев мечет гром и молнии против Лориса, обвиняя его в том, что так называемые "новые веяния" [являются] причиною смерти императора и всех наших несчастий.

 Сегодня утром он снова завел об этом разговор. Сольский, находившийся с Тимашевым в очень хороших, даже почти дружеских отношениях, не выдержал и при всех (нас было человек пять-шесть) прямо сказал ему, что не может с ним согласиться: "Социализм не мог развиться у нас и достичь таких ужасных размеров в какие-нибудь 10-12 месяцев. Он развивался несравненно долее, и ответственность за совершающееся ныне лежит скорее на министрах, бывших у власти в прошедшие 10 или 15 лет (разумеется, в том числе на Тимашеве, бывшем более 10 лет министром внутренних дел). Меры, принимавшиеся со времени покушения Каракозова, не достигавшие действительной цели, вели только к тому, что отчуждали общество от правительства и давали социализму в руки новое оружие. Затем даже в прямой, открытой борьбе с ним, правительство обнаруживало полную неумелость. Забрали более тысячи человек и вместо того, чтобы судить их по мере открытия их вин, централизовали все дело, держали людей в заключении годами, ожесточая их и давая им всем возможность сообщаться между собою. Понятно, что мальчики, взятые тогда только за легкомысленно сказанные слова или за чтение запрещенной книжки, сделались, таким образом, настоящими закоренелыми злодеями. Тогда приступили к суду над ними. И что же оказалось? Из тысячи с лишком человек за недостатком улик можно было предать суду только 193-х[1]. Остальных сослали в административном порядке. Но и из этих 193-х особое присутствие Сената, рассматривавшее дело, признало виновными только 30 человек. Отчасти причиною оправдания некоторых подсудимых была крайняя небрежность, с которою велось обвинение. Против пяти лучших адвокатов, напрягавших все силы для защиты своих клиентов, правительством выставлен был почти мальчик -- товарищ прокурора Желеховский, произнесший цветистую речь с громкими фразами, но дела серьезно не изучивший и не бывший даже в состоянии отвечать на указания защитников, почерпнутые из судебного производства. Я сам присутствовал на суде и могу засвидетельствовать, что дело ведено было, как часто у нас бывает, спустя рукава. В последнее время политические дела велись гораздо тщательнее. Поэтому не следует считать Лориса виновником нынешних бед".

 Тимашев крутил ус и ответил только, что судебная часть его не касалась, что новые судебные учреждения -- чуть ли не главные рассадники социализма... и уехал.

 Сольский, по моему мнению, прав. Со времени Каракозовского выстрела правительство посредством беспрестанного исключения молодых людей из учебных заведений и ссылки в административном порядке, можно сказать, само распложало социалистов. В то же время оно раздражало общество разными бюрократическими придирками и стеснениями.

 Между тем в борьбе с анархистами, несмотря на постоянные заявления министров о необходимости энергии, агенты правительства всегда оказывались неумелыми, неисполнительными, слабыми; напротив того, социалисты бывали обыкновенно распорядительны, энергичны и толковы.

 Слабость наша обнаружилась как в полицейском, так и в судебном отношении. Маков, будучи после Тимашева министром внутренних дел, сам рассказывал мне тогда, что шеф жандармов Дрентельн, по соглашению с ним, признал нужным произвести обыск в одной подозрительной меблированной квартире. Для исполнения этого назначен был толковый жандармский штаб-офицер, которого призвал к себе управляющий III отделением и, лично вручив ему открытый лист, сказал, чтобы ввиду важности дела он отправился немедленно к приставу Спасской части и вместе с ним хорошенько обыскал меблированные комнаты. Когда штаб-офицер приехал к приставу, этот последний встретил его словами: "Вы, вероятно, за производством обыска в такой-то квартире?" -- "Да".-- "Но у меня сейчас была хозяйка квартиры; она убедительно просит не делать скандала, который принесет ей убытки; между тем она божится, что у нее живут все порядочные люди".

 Спрашивается, каким образом она могла знать о предстоявшем обыске? Конечно, ее предупредили из III отделения, в числе агентов которого был, вероятно, социалист.

 Неудивительно, что такая полиция не имела средств к открытию злоумышленников. Хорошо также и рассуждение пристава, заступающегося некоторым образом за хозяйку. По части судебной, кроме приведенного Сольским дела 193-х, можно указать, в виде примера, знаменитое дело Засулич. За отказом нескольких лиц прокурорского надзора от обвинения Засулич (хороши прокуроры), к исполнению этой обязанности был назначен ничтожный товарищ прокурора Кестнер или Кеслер, имени которого до того времени никто не слыхал. Когда графа Палена, тогдашнего министра юстиции, предваряли о том, что он слаб, граф отвечал: "Все равно; это такое пустое и ясное дело". Обвинитель действительно осрамился. Он не произнес, а прочитал написанную заранее плохонькую речь; затем на блестящую в полном смысле слова защиту не возразил ни слова. Кроме того, он не воспользовался принадлежащим ему по закону правом отвесть шесть присяжных заседателей, и, вследствие того, защитник мог отвесть вместо шести -- 12. Таким образом, состав присяжных был благоприятный подсудимой. Наконец, обвинительной властью не было собрано никаких сведений о прежней жизни Засулич, представлявшей много несомненных доказательств принадлежности ее к социалистической партии,-- несмотря на то что еще до судебного заседания было известно, что защита всяческими путями собирала самые тщательные и подробные сведения об обращении генерала Трепова с арестантами дома предварительного заключения.

 Не менее был бестактен и председатель суда Кони. Без всякой необходимости он позволил на суде следствие об обращении Трепова с арестантами, причем оно было изображено в отвратительных красках. Справедливо говорили многие, что суд был не над Засулич, а над Треповым. В сущности же защита имела право только на прочтение в суде той газетной статьи, которая попала в руки Засулич,-- но не более того, так как преступница вовсе не присутствовала при сечении арестанта и потому не могла объяснить, что была возмущена отвратительной обстановкой сечения, которого сама не видела. В заключительном своем слове председатель воспроизвел с большим талантом и с чрезвычайной отчетливостью доводы как обвинения, так и защиты. Казалось бы, правильно и справедливо. Но на деле вышло совсем не так. Так как обвинением не было приведено почти ничего, а защитой высказано было очень много, то от обстоятельного воспроизведения происходившего и сказанного на суде вышло новое усиление обвинения против Трепова и поводы к оправданию Засулич.

 Покойный император понял очень хорошо все промахи судебного ведомства по этому несчастному делу, послужившему сигналом для дальнейших покушений со стороны социалистов. Увольняя через некоторое время графа Палена от должности министра юстиции, государь сказал великому князю Константину Николаевичу, что Пален увольняется за небрежное ведение дела Засулич.