* * *
Ещё некоторое разнообразие в нашу жизнь вносили нечастые поездки в Москву. Обычно они носили деловой характер: научные конференции у меня, командировки в Академию педагогических наук — у мужа. Изредка мы попадали в столицу вместе.
В мае 60-го года мне удалось побывать в Москве на выставке английских художников, на выставке Рериха-сына, посмотреть блестящую пьесу Уайльда «Веер леди Уиндермиер». А ещё в тот раз, случайно проезжая на автобусе по Новослободской улице, довелось увидеть, как разрушали вселявшую ужас кирпичную стену Бутырской тюрьмы… Мне это показалось символом того, что страшное прошлое уходит навсегда…
Александр, попадая в Москву, всегда стремился повидаться с Паниным, Копелевым, Ивашёвым-Мусатовым… А как-то они все четверо собрались вместе на квартире сестры Дмитрия Михайловича 9 февраля 1959 года, в 14-ю годовщину ареста моего мужа.
Каждый из них до этого побывал на Художественной выставке в Манеже. Причём Александр чувствовал себя шокированным «неприличной выходкой польских художников», которые заняли всё отведённое им помещение либо под сугубо абстрактную, либо под совершенно экспрессионистскую живопись. Ни одной картины в духе реализма! Тем не менее эти залы были полны народа, в них возникали стихийные споры, царило большое оживление.
Ивашёв-Мусатов сказал, что все великие художники были «в какой-то мере абстракционистами», даже Рембрандт и Рублёв, которые «уравновешивали фигуру не фигурой же, а, например, поворотом; цвет — не цветом же, а, например, взглядом». И хотя нынешние абстракционисты «есть люди без сердца» и «создают не дом, а скелет дома и предлагают нам в нём жить», полное пренебрежение абстрактной живописью привело бы «к упадку орнаментального и декоративного искусства».