* * *
В связи с делами рязанского отделения Менделеевского общества, возможно, иногда просто под этим предлогом доцент С-в довольно часто навещал мою кафедру.
Как-то он зашёл ко мне в институт, когда я уже собиралась идти домой. Предложил меня проводить. Я пригласила его зайти с нами пообедать. Они с моей мамой почувствовали друг к другу большую симпатию. Мама предложила ему заходить к нам. И он стал иногда приходить, порой — в моё отсутствие.
Я считала С-ва бездетным вдовцом. Маме он рассказал, что у него есть два сына. Мама относилась к В. С. с большой теплотой. Она боялась моего неизвестного будущего с Саней.
Когда В. С. предложил мне стать его женой, я сказала, что это абсолютно невозможно. Спустя некоторое время я объяснила ему, почему. В. С. всё же не отступился.
Позже Александр Исаевич посчитает этого человека «негодяем за то, что он соблазнял к женитьбе жену живого мужа». А ещё позже сам не остановится перед тем, чтобы при живой жене соблазнять женитьбой другую женщину…
Мы с В. С. стали чаще видеться. У нас были общие интересы по работе ведь мы оба были физико-химиками. В. С. был старше меня на десять лет. Я получала от него немало полезных советов, стала ощущать в нём какую-то, может быть, первую в своей жизни настоящую мужскую опору: ведь я росла без отца, а с Саней мы были однолетки.
Летом того же 51-го года В. С. проявил такую напористость, что приехал в Ростов, где я была в то время, уговаривал маму повлиять на меня, а меня поехать с ним к его родным. Вместо того я уехала в Кисловодск, к тёте Жене.
У моей двоюродной сестры Нади только-только родилась Мариночка, смешной такой несмышлёныш… А Таниной Галке уже 6 лет, мотается на велосипеде… А у меня так никого никогда и не будет?.. Наше будущее с Саней казалось таким сверхдалёким… Он сам уже не воспринимался мной как живой человек во плоти и крови… Призрак… Скоро полтора года, как мы не виделись. Следующее письмо придёт только осенью или зимой. Короткие открытки на имя тёти Нины о получении посылок, будто отзвуки с другой планеты…
Прежние Санины письма, проникнутые всегда любовью, восхищением и преданностью, были для меня тем же, что угольки для горящего камина. А свидания — что сухие поленья, дающие яркую вспышку. И вот ни поленьев, ни угольков… Камин медленно угасал… Далёкий любимый образ стал расплываться… Могу сравнить это с состоянием человека, получившего наркоз: всё реальное от него куда-то уходит, рассеивается, тает, пока не наступит забытьё…
А когда я получила в Кисловодске письмо от В. С., то почувствовала, что получила письмо от реального человека…
А Санино сердце ощутило что-то неладное в моём июльском письме к нему, написанном из того же Кисловодска. «Похоже было, — писал он мне позже, — что ты через силу его начала, но какая-то большая недоговорённость сковала твой язык, и ты через несколько строчек оборвала».
Свободное копирование
