В один из майских дней я пришла к Туркиным. Меня ждал накрытый стол, на котором чего только не было… И свежезажаренная курица, и ветчина, и раки, сыр, халва и даже пиво. Ведь профессор Туркин был ещё и большим гурманом и даже превосходным кулинаром!
После нашей длительной ссоры дядюшка проникся ко мне особой нежностью. Это подкреплялось ещё и тем, что все они слушали меня по радио. Дяде Воле моя игра понравилась, и он сказал мне, что «они мной гордятся». Даже звал летом к ним в Тарусу. Одним словом, мир был полностью восстановлен!
Мой «концертный сезон» увенчался тем, что на университетском смотре я получила I премию и была награждена путёвкой в Дом отдыха МГУ «Красновидово».
Во время этого моего последнего выступления на сцене МГУ в зале находилась… Антонина Васильевна, мать Николая Виткевича. Она приехала в Москву, чтобы увидеться с сыном. Право, можно подумать, что я это придумываю, но нам с ней, действительно, было назначено свидание с нашими «сэрами» на один и тот же день — 29 мая.
На свидание мы с Антониной Васильевной приехали вместе, обе — с цветами.
Это свидание проходило в Лефортовской тюрьме. Идя по узкому коридору и глядя в распахнутые двери с правой стороны, я прежде Сани увидела Николая, стоящего во весь рост у стола. Он стоял за светом. И это был всего лишь миг. Всё же я успела разглядеть, что он стал носить усы. Николай тоже успел увидеть меня и узнать.
Свидание наше с Саней было в тот раз каким-то очень светлым. Последним перед ним было декабрьское, на котором я сказала о разводе. Только в письме, написанном в день нашего майского свидания, муж сознался мне, что в декабре вернулся на «шарашку» «в мрачной безнадёжности». Зато на этот раз он приехал в «Марфино» весёлый, с ландышами в руках и «удивительно облегчённый».
Весь следующий день понедельника, 30 мая, я была полна сложными чувствами. Проводила опыты в лаборатории, думала о своём… Очень обрадовалась, когда мне позвонил один ученик Ундины Михайловны и сказал, что у него оказался лишний билет на концерт Рихтера. Оставалось уже мало времени. Я быстренько свернула свои опыты и побежала в консерваторию.
На следующий день заместителем Кобозева по хозяйственной части мне было поставлено на вид, что я, уходя накануне, не закрыла форточку.
Весьма возможно… Но ведь я уходила далеко не последняя. В кабинете Кобозева оставались люди… Моя комната — проходная, и тот, кто уходил последним, должен был закрыть форточку… К тому же на окне решётка!..
Мне было отвечено, что вечером лабораторию посетили представители спецчасти, которые отнеслись к этому весьма серьёзно…
Тотчас же пошла я к начальнику спецчасти. Да, у него есть соответствующий рапорт. Я объяснила ему всю ситуацию. Он выслушал меня молча. Посчитав, что убедила его, я совершенно успокоилась.
Свободное копирование
