Вторник, 28 февраля
Рано утром министр присылает мне только что полученную от государя записку, в которой Его Величество просит его "вместо сегодня быть с докладом в субботу, в 12 часов". Так как не сказано "в Гатчине", я предполагаю, что переезд отложен, и потом оказывается, что я был прав. Сегодня провожают на железную дорогу великого герцога Гессенского, его сына и его дочь, принцессу Алису. Они уезжают, и ничего не решено относительно брака с наследником-цесаревичем. В Москве даже говорят: "Алиса не возвратится". В 6 1/2 часов, согласно просьбе моего министра, иду к нему обедать. Говорят, что мысль о браке между наследником-цесаревичем и принцессой Алисой, по-видимому, оставлена и той, и другой стороной. Г-жа Менде рассказывает, что третьего дня за завтраком в Аничковом дворце генерал-адъютант князь Имеретинский, сидя около г-жи Нарышкиной, громко заговорил с одной сидевшей по другую сторону стола дамой и спросил ее: "Вы из чистеньких?" Чувствуя, что это намек на ее смешные приглашения, г-жа Нарышкина якобы вся покраснела и спросила: "Что вы этим хотите сказать?", на что князь, смеясь, ответил, что это он просто наводит справку.
За обедом вспоминаем ужасный день 1 марта, восемь лет назад. Гире был накануне в субботу, 28 февраля, со своим последним докладом у государя, который отнесся к нему особенно милостиво и любезно. Когда он уходил, государь его позвал обратно, чтобы сказать, что в недавно полученном письме от герцогини Эдинбургской последняя просит ему передать поклон. Покойный государь был особенно весел и доволен, предполагая, что с арестом Желябова была обнаружена нигилистская гидра. Узнав о покушении, Гире тотчас отправился во дворец. От входной двери по всей лестнице до двери комнаты, на протяжении всего пути, по которому несли государя-мученика, видны были следы и капли крови. Гире нашел его лежащим в кабинете и делающим большие усилил, чтобы дышать, широко открывая рот. Одна нога представляла из себя массу окровавленного и порванного мяса на кости - на конце ее еще был виден сапог. Гире не видел другой ноги, которая, вероятно, была унесена до его прихода. Кругом все коленопреклоненно ждали трагического момента кончины. Гире помнит, что около него были принц Петр Ольденбургский, граф Александр Адлерберг и граф Милютин. Двух первых уже не стало. Г-жа Гире рассказывает, что она в этот день ехала с дочерьми к графине Антонине Блудовой, кавалерственной даме, жившей во дворце; когда их карета направлялась к Салтыковскому подъезду, они видели, что кого-то привезли в санях, которые были тотчас окружены, так как кого-то переносили. Но им и в голову не пришло, что это мог быть покойный государь. Только они вошли к графине Блудовой, как последней пришли сообщить о происшедшем несчастье, и пока она бегала узнать, в чем дело, эти дамы ждали в ее квартире. Полчаса спустя графиня вернулась вся заплаканная и объявила им, что все кончено. Интересная подробность, которой я не знал: г-жа Гире говорит, что обручальное кольцо государя от его брака с княгиней Юрьевской было совершенно исковеркано взрывом, хотя руки остались невредимыми. Бедный государь! Кольцо это, конечно, не принесло ему счастья, а теперь его вдова принимает гостей, широко живет и веселится в Париже, хоть и носит, говорят, демонстративно только черное.
Когда я ухожу от Гирсов, министр провожает меня до лестницы и сообщает мне, что он очень встревожен и расстроен полученной из Тегерана телеграммой от Долгорукова; последний был, кажется, слишком настойчив, а теперь требует 5-летней отсрочки строительства железных дорог, после того как мы уже согласились на 4 года. Он видит в этом гибельную увлеченность и спрашивает себя, как ее умерить.
Заседание Исторического общества у государя в Аничковом дворце. Его Величество говорит министру, что переезд в Гатчину отложен. Молодой Белосельский, в пользу которого работали граф Воронцов, отец Белосельский и многие другие, был сегодня почти единогласно избран яхт-клубом, который неделю назад его забаллотировал! Говорят, что, желая засвидетельствовать свою радость по этому поводу, он тотчас же напился в клубе в обществе своего благородного родителя. К моему сожалению, уступая настояниям своих братьев и по примеру своего кузена Александра, женатого на Половцевой, мой Ола тоже баллотировался и был сегодня избран значительным большинством. Он сообщил мне эту новость, когда я писал Шварцу, и я не мог не добавить следующих строк: "Одно плохо, наш почтенный Оболенский зачислен сегодня в компанию пошленьких и праздных двуногих, убивающих время на Большой Морской, в так называемом яхт-клубе". Уступка, сделанная для братьев! Но им это простительно, а моего хорошего, честного и дельного Олу туда пускать что-то больно и жаль.
Свободное копирование
