Суббота, 4 февраля
Слава Богу, министру лучше; он просит меня подняться только около 11 1/2 часов, так как принимает сегодня графа Толя из Копенгагена и Цанкова, которому он был вынужден высказать довольно неприятные истины. Гире рассказывает мне, что вчера у него был граф Игнатьев и просил для цензуры письменное подтверждение якобы данного Гирсом Цанкову разрешения опубликовать письмо с отчетом об аудиенции, которой его удостоил государь. Министр замечает графу, что он никогда не разрешал подобного опубликования, а сказал Цанкову только, что тот может довести до сведения своих сторонников и своих друзей в Болгарии великодушные намерения и полные доброжелательности слова Его Величества. Гире выражает свое удивление по поводу того, что граф, который сам был министром внутренних дел, мог допустить возможность разрешения с его стороны на опубликование беседы с государем, не имея уверенности даже в том, точно ли она воспроизведена Цанковым. После тщетных попыток втянуть в это дело министра, граф бьет отбой. "Вы видите, как хорошо, что я вмешался; но как-нибудь надобно распространить известие о приеме Цанкова по всему высказанному ему государем, а то все это будет потеряно и ни к чему не поведет".
Попытка эта заставила министра позвать Цанкова, у которого Гире спросил сегодня утром, каким образом тот решился утверждать, что получил разрешение опубликовать нечто в виде отчета об аудиенции, какой он был удостоен государем; после такого он не пустит его больше к себе на порог и никогда не будет с ним разговаривать. Сильно перепуганный Цанков дает честное слово в том, что граф Игнатьев и редактор Комаров из Славянского общества неправильно его поняли. Все это было фантазией или, вернее, интригой этих господ. Цанков вручает Гирсу текст письма, которое он рассчитывал послать своим друзьям для распространения в Болгарии, и спрашивает, нельзя ли его отлитографировать в министерстве или по крайней мере сделать с него несколько оттисков на болгарском языке. Министр отказывает в литографировании, но оставляет у себя письмо, чтобы прочесть его и показать мне; за исключением нескольких мест, которые требуют изменений, письмо недурно, и министр хочет его во время своего ближайшего доклада представить предварительно на высочайшее усмотрение, для того чтобы знать, все ли там передано правильно и что именно государю будет угодно сообщить в прессе. Нас особенно поражает фраза, где Цанков приписывает Его Величеству следующие слова: "Я приказал министру иностранных дел принять меры, чтобы поддержать духовенство". "Какие меры?" - спрашивает Гире; в представлении Цанкова это, вероятно, содержание на наш счет всех духовных лиц, которые будут удалены болгарским правительством. Сам экзарх, стремящийся, по-видимому, договориться с правителями Кобурга, дал нам понять, что иначе он не рисковал бы стать жертвой, подобно сербскому митрополиту Михаилу, а этому мы, по крайней мере, дали помещение и содержание.
Впрочем, приписываемые Его Величеству заявления разумны и умеренны, а начало письма, где упоминается о том, что Цанков вновь оказался в том же кабинете Аничкова дворца, где в 1876 г. он и Балабанов представлялись цесаревичу перед войной, освободившей Болгарию, производит хорошее впечатление.
Испрашивая для Цанкова аудиенцию у государя, Гире имел в виду ободрить наших сторонников в Болгарии и ознакомить их с великодушными и возвышенными намерениями государя ради блага народа, освобожденного и призванного к жизни его благословенной памяти родителем. Но мой министр начинает разочаровываться в Цанкове и прочих, которые в конечном итоге стремятся лишь обеспечить себе за наш счет максимум материальных выгод на возможно более длительное время.
Граф Толь приходил только затем, чтобы поговорить о скверном и вредном для его здоровья климате Копенгагена, иначе говоря, просить лучший пост в каком-нибудь другом посольстве.
Тотчас после обеда посылаю Гречу для Северного агентства новую телеграмму из Чарджуя, министр считает возможным пропустить ее в прессу, чтобы успокоить возбужденные первой телеграммой опасения, которые, по-видимому, могут быть действительно устранены.