Дневник Владимира Ламсдорфа - 7

Среда, 10 декабря

Министр присылает мне для прочтения письмо Нелидова, очень разумное и интересное, но его нельзя представить государю из-за некоторых подробностей.

У военного министра совет, в котором днем принимал участие и мой министр. Вечером Гирсы в русском театре.

Четверг, 11 декабря

Около 11 часов поднимаюсь к Гирсу, который говорит мне о бывшем вчера у военного министра совете. Его спрашивали по поводу намерений Германии и возможных опасностей, связанных с ее вооружением. Министр ответил, что с этой стороны нам не грозит никакая опасность, но из-за тона нашей прессы и нашего отношения вообще мы поколебали доверие Германии и не можем быть на нее в претензии за то, что она проявляет большее доверие к Австрии, бережно относится к союзу с ней и принимает на всякий случай некоторые меры предосторожности по отношению к нам.

Затем министр показывает мне конфиденциальное письмо Бисмарка, которое было ему сначала сообщено устно, а затем вручено в копии поверенным в делах Бюловым, видевшим его вчера на похоронах баронессы Жомини и просившим у него свидания, вследствие чего министр плохо спал ночь. Князь Бисмарк был, по-видимому, неприятно поражен письмом от 27 ноября. Редакция барона Жомини заключала в себе нечто неприятное по отношению к австро-германскому союзу и требовала давления берлинского кабинета на Софию и в особенности на Вену.

Измененный как-то вечером в моем присутствии проект этого письма кончался предписанием оставить с него копию германскому канцлеру. Министр особенно досадует на себя за то, что оставил в силе это распоряжение, полагая, что главным образом оно и не понравилось в Берлине. Министр считает, что, если бы государь видел это письмо, оно вызвало бы серьезное недовольство Его Величества. Поэтому он хочет просить Бюлова взять обратно копию и ограничиться только устным сообщением или внести некоторые изменения.

Пятница, 12 декабря

Поднимаюсь к Гирсу с чувством стыда, что не мог воспользоваться приглашением на вечер, и решаю: если он мне что-нибудь скажет по этому поводу, не прибегать к уверткам, а откровенно признаться ему, что у меня были большие неприятности и я до такой степени замкнулся в своей нелюдимости, что уже не могу ее побороть. Со свойственной ему добротой и деликатностью Гире мне не говорит ничего по этому поводу, отчего я еще более сконфужен. Прерванная приездом Бюлова беседа наша была непродолжительной.