Поэтому следующим утром (6 сентября) я пошёл вдоль железнодорожной ветки к уединённой каменоломне. Когда я достиг поворота, из кустов выбрался мой главный каменщик Хира Сингх, очень хороший человек, и предупредил, чтобы я дальше не ходил. На вопрос о причинах он ответил, что боится говорить. Он добавил, что вместе с другими двенадцати каменщиками он сегодня не пошёл на работу в каменоломню, потому что испугался неприятностей. Тут я подумал, что в ночном рассказе что-то было. Но я, смеясь, уверил каменщика, что никаких неприятностей не будет, и продолжил путь. Когда я появился в каменоломне, всё казалось совершенно мирно, и все рабочие занимались делом. Но через пару секунд я заметил, что на меня косо оглядываются, и почувствовал, что в воздухе тревогу. Когда я подошёл к первой группе рабочих, джемадар – злодей, который не мог скрыть своего коварства – сообщил, что люди, которые работают дальше в овраге, отказались выполнить его приказы. Он спросил, не могу ли я сходить туда и разобраться. Я понял, что это был способ заманить меня в узкую часть оврага, откуда, зажатый с двух сторон, я бы не мог сбежать. Всё же я подумал, что, несмотря на последствия, надо пройти через это испытание, и вместе с джемадаром пошёл вглубь ущелья. Когда мы достигли следующей группы, он указал на двух рабочих, которые якобы отказались его слушаться. Наверное, он считал, что я уже не покину это место живым, поэтому указал на первых попавшихся. Я, как обычно в таких случаях, записал их имена в блокнот, и собирался возвращаться. Тут все рабочие, которых было около шестидесяти, во весь голос издали яростный вопль. Таким же криком им ответила та группа, от которой я шёл, а в ней было около ста человек. Обе группы рабочих, неся ломы и размахивая тяжёлыми молотами, приблизились ко мне в узкой части оврага. Я ещё ждал их действий, когда один человек бросился на меня. Он сжал мои запястья и закричал, что собирается «повеситься и застрелиться ради меня». Это звучало нелепо, но он выразился именно так. Я легко освободился и отбросил его, но к этому времени я уже был окружён со всех сторон. Вокруг я видел только злобные лица, на которых читалось желание убить. Один из этих здоровяков, боясь сделать первый удар, толкнул в меня стоящего перед ним человека. Если бы этот человек сбил меня с ног, то, уверен, я бы никогда больше не поднялся. Но я быстро отступил в сторону, и человек, собиравшийся меня ударить, сам жестоко ударился о камень и упал.
Это вызвало у нападавших смущение, из которого я извлёк пользу. Я запрыгнул на камень, и, прежде, чем они опомнились, обратился к ним на хиндустани[1]. Их ещё удерживала привычка повиноваться, и, к счастью, они выслушали то, что я говорил. Я сказал, что знал об их плане и что они, конечно, могут убить меня, если хотят. Но если они это сделают, то многие из них будут непременно повешены, поскольку сиркар (правительство) не поверит в их рассказ, что меня утащили львы, и скоро выяснит правду. Я сказал, что хорошо знаю, что среди них есть всего лишь несколько мерзавцев, которые уговорили их поступить так глупо. Я убеждал их, чтобы они не позволили одурачить себя. Даже если предположить, что они осуществят свой план убийства, то над ними поставят другого «сахиба». Может быть, он будет ещё более суровым начальником? Все они знали, что я был справедлив к настоящим работникам. Только мерзавцы и лентяи должны были меня бояться. Как же честные, достойные пуштуны позволили, чтобы ими командовали люди такого типа? Заставив их себя слушать, я почувствовал себя в большей безопасности. Я продолжил говорить о том, что недовольные могут вернуться в Момбасу. А если остальные возобновят работу, и больше не будет никаких заговоров, то я не стану обращать внимание на их глупое поведение. В конце я попросил поднять руку тех, кто соглашался вернуться к работе, и все рабочие в толпе подняли свои руки. Я почувствовал, что победа осталась за мной и распустил их по местам. Потом я спрыгнул с камня и продолжил обход, измеряя каменные глыбы и оценивая сделанную работу, как будто бы ничего не случилось. Они всё ещё колебались и хмурились, им пока нельзя было доверять. Я почувствовал большое облегчение, когда через час, целый и невредимый, вернулся в Цаво.
К сожалению, опасность ещё не миновала. Как только я развернулся и ушёл домой, снова разразился мятеж. Они опять назначили собрание и придумали новый план: убить меня ночью. Об этом заговоре мне сообщил мой табельщик. Он сказал, что боится идти делать перекличку, поскольку они пригрозили, что убьют и его. Я не стал терять времени и телеграфировал в железнодорожную полицию, а также окружному офицеру мистеру Уайтхеду, который немедленно прибыл ко мне на помощь, прошагав со своими людьми двадцать пять миль. У меня нет сомнений, что только его быстрые действия спасли меня той ночью от нападения. Через два или три дня прибыла железнодорожная полиция и арестовала зачинщиков мятежа, которые были отправлены в Момбасу и предстали перед судом британского консула мистера Кроуфорда. Все подробности заговоров были выданы одним из тех, кто дал показания против своих сообщников. Все мерзавцы были признаны виновными и приговорены к различным срокам каторжных работ в кандалах. Никогда больше у меня не было неприятностей с рабочими-мятежниками.
Свободное копирование
