Побег в родные Бряновы Кустичи

Приложение 1

Наталья Гуля

ПОБЕГ В РОДНЫЕ БРЯНОВЫ КУСТИЧИ
Из воспоминаний

В 1943 году мне было 18 лет. Шла война. В нашем селе Бряновы Кустичи, находящемся в древнем Стародубье, уголке между Украиной и Белоруссией, на два года установилась немецкая власть. Кстати, именно в нашем селе в первую мировую войну было братание немецких и русских солдат, через Брян-Кустичи проходила линия фронта... Но в 1943-м ничего похожего на братание быть не могло...

Мой отец своё отвоевал ещё в «империалистическую», теперь ему было 57 лет, как и до войны, он трудился в кузнице, а мы все, четыре женщины – мать, сёстры (перечисляю в порядке старшинства, с разницей в 2-3 года): Арина, я и Ольга – работали на земле. Днём – пололи, косили, жали, молотили, а вечерами, особенно в субботу и воскресенье, на Ковалёвке, нашей улице, а ещё точней, у нашей хаты, за воротами, собиралась молодёжь, зажигательно играли гармошки, танцевали, пели, дурачились, парни провожали девушек... Мы были здоровы, молоды, ловки в работе, сильны и красивы! И мы почти не думали о войне, хотя бомбёжки и залпы орудий со стороны Унечи (райцентр) глухо доходили до нашего села...

Но однажды всё резко переменилось.

Стояли солнечные и сухие августовские дни – лучшая пора жатвы и молотьбы, как вдруг заходит к нам староста и обращается к отцу:
– Павло, готовь свою дочку Наталью в Германию на немцев рабить...
Заголосила стоявшая у печки мать, молча опустил голову отец.
– Одну мою дочку угоняють?
– Да не... Усих хлопцев и девок 1925-26 года забирають...
Испуганная, я выскочила из хаты в огород, и рыдания сотрясали мою грудь, отчаянье охватило меня всю...

На следующий день нас, всех угоняемых, собрали на медосмотр. Немец заглядывал в глаза, в открытый рот...

И вот нехитрые сборы: холщовый мешок, сухари, кружка, кой-какая одежонка на случай холода... и слёзы матери, сестёр и хмурое лицо отца...

До Унечи доехали на подводах, а там нас ждал товарняк. В одном вагоне-телятнике мы, девушки, в другом – парни. Нас, девчат, было около 30. Ехали медленно, с длительными стоянками, дверь – на замке. По утрам нас выводили из вагона справить наши естественные потребности, иногда на станции, но чаще посреди поля, и происходило это на глазах у немца-надзирателя, стоявшего метрах в 15 от «отхожего» места. А когда поезд шёл, мы то пели, то плакали, то вдруг находила такая блажь, что пускались в пляс по вагону, топали, кричали. А кто-то из девушек вырезал в двери дырки, и тогда по очереди мы жадно смотрели в них на родную землю, прощаясь с ней.

И вот город Жлобин в Белоруссии. Как всегда, нас утром вывели из вагона, мы даже немного подышали свежим воздухом, и я уже направилась к своему вагону, как вдруг вижу: девчата одна за другой ныряют под вагон. Я всё поняла... что делать мне? Бежать? А вдруг пристрелят? В голове звенит, в глазах – туман... Где немец? Оглянулась – его нет, и какая-то неудержимая сила потянула меня под вагон, и я побежала за девочками...

Вот мост через Днепр. В воскресенье крестьяне едут на подводах на базар... мы к ним: «Помогите, подвезите, мы убежали, нас угоняют в Германию...» – но никто нас не взял: белорусы знали, как немцы жестоко расправляются с ними, им, конечно, было страшно.

Бежали тогда не все, а 11 девушек. Разбившись на группы, мы разбрелись в разные стороны, стараясь закоулками выйти за город.

Теперь нас было четверо, и все наши, брян-кустичские... мы куда-то вышли... Вот оно, картофельное поле! Ботва высокая, укроет! Мы залегли в глубокие борозды и решили дождаться вечера, чтобы идти дальше.

Лежим, а сами глаз не спускаем с моста, нет ли погони. И вдруг – немцы с собаками... они идут к мосту.

Мы прижались к земле и не смели поднять головы. Ползти мы не могли, иначе шевелящаяся ботва выдала бы нас. Немцы шли по железнодорожному полотну, а оно было так близко от нас... Моё сердце гулко колотилось в груди. Минуты казались часами...

Но вот кто-то осмотрелся.

– Девки, немцев-то нема!..

Дождавшись темноты, мы упросили одного деда, сидевшего на берегу Днепра, перевезти нас на лодке на другой берег. Согласился, пожалел нас, несчастных, грязных и голодных. Спасибо тебе, добрая душа, пусть будет покойно тебе на небесах!

...И опять мы идём, нас четверо, глухими деревнями, дорогами, по которым не ступал немец. Расспрашиваем у людей, где находимся, как короче пройти до Унечи, где стоят немцы, просим поесть... и нас кормят, дают с собой молока и хлеб, иногда мы делимся на пары и идём порознь, боясь предательства и погони.

И вот в одной из деревень видим: топится баня у дороги, вокруг неё – мужики. Мы знали, что здесь немцев нет, и подошли к ним. Завязался разговор.

– Куда вы идёте, девчата? – спросил пожилой мужчина.
– В Унечу...
– Откуда? Устали, еле на ногах стоите...
– Да бежали мы от немцев.
– Так вы в Унечу идёте? – вдруг спросил один парень. Что-то знакомое показалось мне в его лице.
– Нет, немного дальше... в Брян-Кустичи...
– О! Мы были в этом селе, и нас угощали там мёдом!
– Так это ж я вас угощала мёдом! – радостно закричала я.

Теперь я его узнала. Конечно, это были они, партизаны! И это был он! Тот парень, которого с двумя другими отец мне приказал покормить мёдом в один из поздних вечеров, когда они зашли к нам и попросили поесть. Пасека в селе была только у моего отца.

И этот парень, высокий, красивый, голубоглазый, улыбнулся нам и сказал:
– Девочки, идите вон в ту хату. Там вас накормят...

Хлебосольные хозяева накормили нас борщом с мясом и картошкой, узваром, а наутро мы отправились в путь.

До родного села мы шли 9 дней и ночей... И вот уже знакомые перелески, пригорки и поля, издали видна и моя улица, и мой дом, но... стоп! Надо подождать, пока опять стемнеет, немцы ещё «хозяйничают» в селе, нельзя, чтобы кто-нибудь нас видел! Еле дождалась я этого часа! Крадучись, пробираюсь в сенцы – тихо. Притаилась, жду. Наконец появляется на пороге сестра Ольга. Увидела меня. «Ах!» – вырвалось у неё. Я ей закрыла рот рукой.

– Не бойся, дома только свои... – проговорила она.

Я врываюсь в дом. Мать, увидев меня, побледнела, оцепенела, потом бросилась ко мне, заплакала, обняла... отец поморгал глазами и тихо произнёс:

– Татьяна, давай скорее на стол... ставь... я сейчас мёду принесу...
За ужином мать рассказала, что в день моего возвращения она ходила к гадалке, и та по картам определила:
– Наталья твоя где-то очень близко...

...Несколько дней и ночей я провела то на чердаке, то в сарае... но приближался сентябрь, немцам было «жарко», их гнали с нашей земли, и им было не до нас, беглянок.

Наши войска пришли недели через две. Мы плакали от счастья.

22. 06. 2003

Эти воспоминания были опубликованы в зеленоградской газете «41», выпуск «dixi» № 48, июль 2003 года.

Наталья Гуля (урожд. Шерстюк) –
моя двоюродная сестра, дочь дядьки Павла.