2 августа, вечером, принц весело вошел в мою палатку и, застав меня в глубоком сне, вздумал пошутить надо мной и заставить меня заслужить то, что он мне принес. Он вспугивает меня со сна. "Скорей, скорей на коня, - говорит он мне, - турки сделали вылазку по всем пунктам, они уже у нас в лагере". Я приказываю людям привести мне коня, поспешно одеваюсь, в мгновение ока беру саблю, надеваю мундир и готов уже следовать за ним. Тогда, смеясь своему успеху, он прикрепляет мне к петлице Георгиевский крест, который только что прислала государыня. Никогда в жизни я не испытывал и никогда не испытаю большей радости. Я обнял принца Нассау с тем большею признательностью, что именно он придумывал разные способы, чтобы дать мне возможность заслужить этот крест, и что он мог и не прилагать стараний к этому, так как у меня не было никакого чина в армии. Я уже не спал больше эту ночь, а провел ее в радости по поводу нового знака отличия. Счастье это нужно пережить в 21 год, чтобы понять его.
На следующий день, рано утром, я отправился к князю Потемкину с обычным выражением благодарности, где меня ожидало новое доказательство милости государыни, пожалуй, еще более ценное для меня: она прислала мне золотую шпагу с русской надписью: "За храбрость, выказанную в боях на лимане под Очаковом". Какую радость, какое счастье, какую признательность я имел удовольствие выразить князю Потемкину! Кажется, мне удалось убедить его, что я готов все свои желания, все усилия направить к тому, чтобы найти новые случаи доказать императрице и ему мою полную преданность.
Принц Нассау получил, кроме Георгиевского креста, второй степени такую же шпагу, как и я, но только с бриллиантами. Это были две первые шпаги, пожалованные государыней; впоследствии она ввела эту награду за военные дела; на них простая надпись: "Доблестному".
Свободное копирование
