В мае 1822-го Гвардейский корпус получил повеление возвратиться в Петербург. Мы шли через Вильну, где маневры в присутствии императора продолжались четыре дня. Город очень красив своими зданиями и окрестными замками на соседних высотах. В Вильне имел я случай осмотреть клинику и был поражен видом двух больных: у одного была в голове водяная болезнь, растянувшаяся по всему объему головы до необыкновенной величины. У другого рука ниже локтя была привинчена к носу, чтобы из нее, когда срастется, вырезать в замену отпавшего носа. Два раза был я в серебряной зале, где акционеры держали значительный банк и главный банкомет не сходил с своего места до смены других. Метавший банк похож был на мумию; лицо его бледно-желтоватое, без движения в чертах; двигались только руки с картами, и молчаливо получал и раздавал деньги. Там на мелочь не играли, и лучше, потому что нельзя было проиграть больше наличной своей кассы. Возле банкомета лежали пачки банковских билетов на огромные суммы, пачки ассигнаций, свертки золота, кучи червонцев и целковых. Из этой серебряной залы молодежь большею частью отправлялась в такие места, где, кроме денег, могла потерять и здоровье.
Побывав полтора года в Литве, познакомился я несколько с этою страною и ее жителями. Тогда дворяне или помещики отличались вообще дерзким высокомерием против низших сословий и бедных и лестью и искательством пред высшим и богатым. Сурово обращались они с крестьянами, как с рабами; главное и любимое занятие была охота, а с нею -- нераздельное картежничество и попойки. Зато уж ежели между ними встретишь образованного, благовоспитанного человека, то такой в любой стране был бы украшением лучшего общества. Женский пол в этом сословии искони отличался привлекательностью и необыкновенной любезностью. Самый язык польский, жесткий и шепелеватый в выговоре мужчин, становится звучным и мягким в устах женщин.
Крестьяне в полном смысле слова -- рабы, и по своему положению, и по своему наружному виду. Бедность во всем: их давят с одной стороны управитель или арендатор, а с другой -- жиды; оттого они на низшей ступени гражданственности влачат печальную жизнь, среди невежества и нищеты. Духовенство утешает их в костелах по-латыни, чего они не понимают, и грозит и стращает по-польски только во время исповеди; оно не защищает их против помещика или власти судебной и полицейской, потому что получает содержание и защиту от дворян, а с крестьян нечего брать. Среднее сословие -- купцы, ремесленники, трактирщики -- состояло из многочисленной массы жидов-торгашей, неутомимо деятельных. Ни днем, ни ночью, во время частых моих переездов и переходов, я ни разу не видел спящего жида; питается он бедно, луком и блинами, терпит ругательства и побои, готов бегать целый день за пятак. Главный его двигатель -- деньги: с помощью их откупается он легко, когда сам попадется в беду. Жиды потакают беспечности крестьян, давая им взаймы деньги, а в долг -- водку, чтобы после жатвы содрать с них по сто процентов и больше, снова обязать и одолжить их и потом разорить совершенно. Такой же печальный вид представляют села, деревни, местечки, пашни, луга и стада. Редко случалось видеть благоустроенное поместье образованного владельца. Большая часть из богатых помещиков, панов, проживает в больших городах Европы и вверяет свои поместья и судьбу своих крестьян бессовестным арендаторам. Поистине, жалкая Литва!
Свободное копирование
