Зимние квартиры были нам назначены в Гродненской губернии: для штаба дивизии в Лиде, для штаба полка в Белице. Мне отведена была квартира на фольварке замка Ищелны, принадлежавшего тогда вдове Лескович, которая имела единственную взрослую дочь, панну Франциску. Вошел в большой зал, заметил на стене большую золотую рамку, украшавшую не картину, а надпись на пергаменте: "Такого-то года, месяца и числа император Александр I Благословенный удостоил своим посещением замок Ищелну". Дочь хозяйки, светски воспитанная, показала мне бриллиантовую стрелу, подаренную ей императором, пред которым она имела счастье играть на арфе. Для второго инструмента устроена была особая круглая диванная, с высоким сводом по правилам акустики, возле гостиной. Она играла с большим искусством и выражением. Воскресные дни бывал я у них в домовой церкви. Я жил от них в трех верстах; иногда проводил у них длинные вечера, со старушкой играл в цвик, причем она беспрестанно подстрекала: "Пане бароне, кто не азартуе, тот не профитуе!" (Господин барон, кто не рискует, тот не выигрывает! (польск.).) С дочерью читали вместе Mathilde ou le retour du Croisé, Caroline Lichtfeld , творения Шатобриана и думы Ламартина. Она имела хорошенькую служанку из евреек, которую она обратила в католическую веру. Всего охотнее и восторженнее беседовала она со мною о религии: кажется, вместе с аббатом старались переманить меня в католицизм, но я с небольшим запасом богословия, собранного в доме родительском и в Нарвском народном училище от Радекера, отстаивал полноту и чистоту разумно-понятного евангельского учения против мудрствований и толковании всех отцов всех церквей, признавая только единую церковь Христову новозаветную.
Изредка навещал я Малиновского, стоявшего с ротою в Щучине: там была семинария с ректором гостеприимным, который угощал нас по-русски отлично устроенною банею, по-немецки -- превосходным мартовским пивом, по-польски -- 25-летнею водкою. Пиво это получило свое название от солода, приготовляемого в марте, когда ячмень выдает лучшие ростки. Водка была без всякого сивушного запаха, желтоватого цвета от бочки и от времени и вкусом приятнее рома и коньяка. В Щучине постоянно жили два доктора: у одного из них была прекрасная жена, она меня пленяла своею миловидностью и скромным, приятным обращением. Малиновский дразнил меня ею, однако заметил, что она походила на вторую сестру его Анну, которую я в первый раз увидел два года спустя, и тогда не думал, что она будет моя суженая. В Лиде были по праздникам и по воскресеньям балы самые веселые для походного офицера. Жители города и окрестностей принимали меня с особенным участием, потому что брат мой здесь стоял два года, быв бригадным адъютантом в Литовском корпусе. Для большего простора помещения бальный зал состоял из двух смежных комнат, с отнятием поперечной капитальной стены, их разделявшей, отчего зал в средине имел небольшую ложбинку, и, вальсируя, мы кружились то под горку, то на горку; но это нисколько не мешало плясать и веселиться при освещении сальными свечами и под звуками жидовской музыки. Обыкновенно только с рассветом кончались танцы, и большею частью прямо от бала, не переодевшись, возвращался на квартиру за 30 верст и более; и все не знал простуды и сокращал дорогу любимыми напевами.
