Необходимо было уничтожить вовсе повод к жалобам и натянуть ослабевшие струны военной дисциплины. Беспокойства в Пьемонте, вообще в Италии , служили предлогом к походу. Священный союз вмешивался во все внутренние дела чужих государств, и наш Гвардейский корпус в апреле 1821 года получил приказание выступить в поход. Наш полк выступил первый, неделей раньше был я отправлен вперед, с командою хлебопеков в 60 человек. Маршрут вел через Нарву, Дерпт в Лемзаль. Я радовался случаю видеть родных и родные места. В полной форме въехал я верхом в Нарву, чтобы явиться к коменданту; праздные горожане и мальчишки глазели на гвардейцев, и когда поравнялся с кузницею, раздался резкий голос: "Остановись, Р[озен], погоди одну минуту, я скреплю хлябную подкову твоего коня!"; То был молодой кузнец Гессе, бывший мой соученик в народном училище, он так мастерски это исполнил, что его подкова держалась лучше прочих. Распределение команды по квартирам, прием провианта оставили мне довольно досужного времени, чтобы навестить старых учителей и нарвских знакомцев. По прибытии полка и по сдаче хлеба и сухарей отправился в Дерпт; команда шла без дневок, имела подводы для амуниции и оттого могла прибыть к назначенному месту в город, или в местечко, или в село, за четыре или за шесть дней до прихода полка. Сначала трудно было вводить порядок на походе; последние происшествия в столице и дешевая крепкая водка эстляндская обнаруживали худые последствия и требовали большей строгости. Даже в моей небольшой команде я вынужден был наказать двух унтер-офицеров. Один только день провел я в Ментаке у брата моего Отто, который тогда уже был в отставке и имел отцовское имение Ментак в аренде. Отец мой нарочно приехал из Ревеля, чтобы со мною увидеться и благословить меня в дальнейший поход.
В шестнадцати верстах не доходя до Дерпта на почтовой дороге, повернул команду в имение Фитингоф, к старшему брату Владимиру, отставному артиллерийскому полковнику. В мундире, во всех орденах, он встретил мою команду, щедро угостил ее вином и пирогами и повез меня в Дерпт. Славный и красивый город по местности. Площадь и улицы оживлены были студентами в различных одеяниях, поражающих своею странностью: кто в тесной одежде, кто в широкой, разного цвета и покроя; один острижен под гребенку, другой в буклях, третий с длинными волосами ниже плеч. Головной убор был еще страннее: от шляпы до картуза всех возможных форм, -- у многих были на голове семеновские фуражки. Между студентами имел я хорошего приятеля Эрнста Гетте; с ним жил и учился в Нарве, после он сделался известным доктором и хирургом в Петербурге, при Обуховской больнице. Он показывал мне славный университет во всей подробности. Представлялся я старцу Кноррингу, бывшему главнокомандующему на Кавказе при императоре Павле, во время присоединения Грузии к России ; старый воин говорил не иначе, как с закрытыми глазами. Вместе с братом моим явился я к полицмейстеру полковнику Ясинскому, которого просил дать приказание, чтобы солдатам моим отведены были хорошие квартиры с просторными печами. Мой брат, слушая наш разговор, заметил, что с такими просьбами я недалеко уйду -- как он, бывало, в походе, схватит полицмейстера за воротник, подымет его на поларшина от земли... и мигом устроено и улажено. Блюститель порядка и тишины смутился и возразил: "Как вы можете, барон, давать такие советы молодому офицеру?" -- "Хотите ли, -- ответил тот, -- я сейчас вас подыму за брата!" Вспомнил Ясинского по другому позднейшему случаю: когда император Николай навестил Дерпт, то заметил, что жандарм или полицейский драгун держал саблю, или палаш, не по форме, и приказал арестовать Ясинского. А.Х. Бенкендорф, в добрую минуту, рассказал государю, что этот самый Ясинский, узнав о кончине императрицы Марии Федоровны, горько заплакал и спросил: "Как же это? кто теперь у нас в России будет вдовствующей императрицею?" Государь приказал тотчас освободить его из-под ареста.
В Дерпте видел я в последний раз моего дивизионного начальника Потемкина. За бунт Семеновского полка были смещены оба начальника гвардейских дивизий, первой -- барон Розен , второй -- Я. А. Потемкин; обоим даны были армейские дивизии. На место первого из них назначен был И.Ф. Паскевич, на место второго -- К. И. Бистром. Начальник корпусного штаба А. X. Бенкендорф заменен был П.Ф. Желтухиным, И. Ф. Васильчикова сменил Ф. П. Уваров. Дисциплина до такой степени ослабела, что солдаты при встречах с офицерами не снимали фуражек. Нашего полка солдат грозил в Дерпте полковнику своему Подобедову, что в сражении пустит в него первую пулю; солдат этот был прогнан сквозь строй. Новое начальство стало строже и взыскательнее.
В небольшом уездном городке, в Лемзале, остановился полк на месяц. Там жил я в загородном домике ратсгера Миллера. Хозяева были до такой степени внимательны к постояльцу, что по утрам прислуга подкарауливала у окна мое пробуждение и в ту же минуту приносила мне кофе. Хозяйка узнала, что я люблю спаржу, и с того дня за каждым обедом и ужином для меня особо стояло блюдо на столе со спаржою. По субботам к вечеру приезжали к Миллеру наставники из окрестных поместий, гг. Швабе и Фабер, питомцы германских университетов. Беседа их была всегда занимательна и поучительна, они отлично играли на венском рояле; в воскресенье вечером возвращались они к своей должности. Пребывание мое у г. Миллера останется всегда приятным для меня воспоминанием; желаю, чтобы дети его находили такой радушный и родственный прием, каким я наслаждался в доме их родителей. Это напоминало мне гостеприимство моей матери для всех квартировавших и проходивших офицеров; она сама признавалась, что делает это не из одной обязанности христианской, но также с корыстным убеждением, что за то и ее сыновья везде хорошо будут приняты.
Свободное копирование
